Курс лекций по истории русской литературе (литература конца XIX начала XX века) для студентов факультета языков по специальности 5111300 «Русский язык и литература

Ходасевич Владислав Фелицианович

(1886 - 1939)

Ходасевич никогда не декларировал своей принадлежности к каким-либо литературным течениям, хотя по возрасту он мог бы примкнуть к акмеистам. Его юность прошла в Москве, в среде символистов, с которыми он был дружен. (Он учился в гимназии с младшим братом В.Брюсова – Александром и был вхож в их семью). Он один из самых скупых и строгих к себе поэтов в русской литературе. На протяжении двадцати лет им был выпущено всего пять небольших книжек стихов: «Молодость» (1908), «Счастливый домик» (1914), «Путем зерна» (1920), «Тяжелая лира» (1923), «Европейская ночь» (отдельно не выходила, а вошла составной частью в «Собрание стихов» 1927 г.).

Ходасевич занимает особое место в русской литературе – его поэзия, на фоне активного экспериментаторства начала ХХ века, кажется слишком традиционной, даже устаревшей. В его ранней поэзии очень своеобразный лирический герой – это «маленький человек» со своим особым видением мира, часто в его сознании мир «ущербен», его душа преодолевает «тернистый путь». Может быть, такая особенность его личности и лирического героя связана с особенностями его семьи – он полуполяк, полуеврей (мать иудейка, но строгая католичка). В юности он готовился к карьере артиста балета, но состояние здоровья не позволило реализоваться этим планам; будущий поэт учился в Московском университете, вначале на юридическом, потом на историко-филологическом факультете.
В первой же книге Ходасевича обнаруживается парадоксальность его видения мира: книга называется «Молодость», но вся пронизана мотивами одиночества, тоски, герой лишен даже права на смерть:

Как заунывно заливается

В трубе промерзлой – ветра вой!
Вокруг меня кольцо сжимается,
Вокруг чела Тоска сплетается
Моей короной роковой.

Поражает и образ страны, в которой он живет, где нет «ни зим, ни лет, ни весен», где «кружый год владычествует осень», а ее поля кроет «сыпучий пепел», где рождаются только «уродливые дети» («В моей стране»). Дебют Ходасевича был встречен символистами сочувственно, они видели в нем своего продолжателя.

Название второго сборника – «Счастливый домик» – взято из стихотворения Пушкина, а должно было бы воспевать радости счастливой домашней жизни, но в душе лирического героя все равно нет мира, он задумывается над основами мироздания, над скоротечностью жизни («Бегство», «Элегия», «К Музе»):

Что жизнь? Театр, игра страстей,

бряцанье шпаг на перекрестках,
Миганье ламп, игра теней,
игра огней на тусклых блестках.
(«Душа»)

Книга «Путем зерна» открывается одноименным стихотворением, в котором выражена вера в неувядаемость жизни, в ее круговорот, в возрождение России:

И ты, моя страна, и ты, ее народ,

Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, -
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.

Стихотворение «Брента» считается программным для этого периода; используя «звонкое имя» поэты создали «лживый образ красоты», а Ходасевич, заглянув в ее мутные струи, понял, что лучше воспевать простую жизнь – «прозу в жизни и в стихах». В этом сборнике появились и отдельные зарисовки реальной русской жизни («Швея», «Смоленский рынок»), но нет образов людей с их непростыми судьбами; хотя просто встреча с незнакомой красивой девушкой может вызвать написание стихов («Встреча»). Размышления о бренности земного существования – постоянная тема лирики Ходасевича:

Уж волосы седые на висках

Я прядью черной прикрываю,
И замирает сердце, как в тисках,
От лишнего стакана чаю.

С холодностью взираю я теперь

На скуку славы предстоящей…
Зато слова: цветок, ребенок, зверь –
Приходят на уста все чаще.

Очень своеобразен у него и отклик на революцию в стихотворении «2-го ноября», которое он написал спустя полгода после событий: все оно состоит из отдельных бытовых зарисовок, которые не создают собирательного образа послереволюционной Москвы. На поэта особое впечатление в «страдающей, растерзанной и падшей» Москве произвела встреча с маленьким мальчиком, который «улыбался самому себе». Только концовка стиха намекает, что в жизни произошли кардинальные изменения.

Я выпил чаю, разобрал бумаги,

Что на столе скопились за неделю,
И сел работать. Но впервые в жизни,
Ни «Моцарт и Сальери», ни «Цыганы»
В тот день моей не утолили жажды.
(«Дома»)

В конце 1920 г. Ходасевич покидает Москву, где он прожил всю жизнь, и переезжает в Петроград, там ему были обещаны жилье и работа. Некоторое время он живет в Петрограде, сотрудничает с Горьким в издательстве «Всемирная литература»; его голос играет здесь более значительную роль, чем в Москве. Летом 1922 года вместе с юной Ниной Берберовой он покидает Россию, уезжая в командировку в Берлин. Вначале Ходасевич лоялен к советской власти, сотрудничает с Горьким в журнале «Беседа», живет в его доме; но в 1925 г. расходится с Горьким и переезжает в Париж, где прожил до конца своих дней. Как считает Н.Берберова, только через несколько лет он сделал второй выбор – не возвращаться. (Вопросы литературы. 1988. N 9. С.212).

Наиболее значимый сборник поэта – «Тяжелая лира» (1923 г.) вышел одновременно в Москве и в Берлине, в него вошли стихи, написанные еще в России, и произведения, созданные уже за границей. Сборник этот оценен по-разному; в России посчитали его слишком традиционным, не увидели в нем ничего нового (В.Брюсов, Н.Асеев и др.), в эмиграции тоже было много «хулителей» (Д.Святополк-Мирский, И.Тхоржевский и др.), но некоторые критики впоследствии особо его выделяли (В.Вейдле, Г.Струве и др.). Первый восторженный отклик высказал А.Белый («Современные записки». Т. XV), сопоставивший Ходасевича с «горными вершинами» русской классической поэзии – с Пушкиным, Тютчевым, Баратынским,.
Основной темой его произведений, написанных в эти годы, остаются воспоминания о России; описывая долгую разлуку с ней, он пытается определить свои корни. Поэт не мог и не хотел отделять себя от России, его любовь к ней «сильнее смерти». Свою кормилицу, тульскую крестьянку, он сделал героиней программного стихотворения «Не матерью, но тульскою крестьянкой», неоднократно подчеркивал свою любовь к няне, а через нее и ко всему русскому:

Она меня молитвам не учила,

Но отдала мне безраздельно все:
И материнство горькое свое,
И просто все, что дорого ей было.

Для Ходасевича понятие Россия – не географическое, а эстетическое – это не сельская Русь с ее прекрасными пейзажами, оно тесно связано с культурой русского народа и с русским языком:

Я родился в Москве. Я дыма

Над польской кровлей не видал,
И ладанки с землей родимой
Мне мой отец не завещал.
России – пасынок, а Польше –
Не знаю сам, кто Польше я.
Но: восемь томиков, не больше, -
И в них вся родина моя.

Эти «восемь томиков» – Собрание сочинений Пушкина, которое он взял с собой за границу, и для него они остались символом России:

А я с собой свою Россию
В дорожном уношу мешке.

Стихи «К Психее», «Так бывает почему-то», «Душа», «Психея! Бедная моя!», «Искушение», «Пускай минувшего не жаль», «Когда б я долго жил на свете» – так и не отвечают на сложные вопросы, поставленные самим автором, и он смотрит «с язвительной отрадой / Времен в приближенную даль». Уже в этом сборнике критики отмечают влияние тютчевского космизма и любование мирозданием:

Горит звезда, дрожит эфир,

Таится ночь в пролете арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный Твой подарок?

Но поэт понимает, что этот прекрасный мир не совершенен, он видит страшные картины будущей гибели всей земли:

И с этого пойдет, начнется:

Раскачка, выворот, беда,
Звезда на землю оборвется,
И станет горькою вода.
Прервутся сны, что душу душат,
Начнется все, чего хочу,
И солнце ангелы потушат,
Как утром – лишнюю свечу.
(«Из окна»)

Наиболее интересный цикл, написанный в эмиграции – «Европейская ночь» – проникнут пессимистическими настроениями. В нем даны запоминающиеся картины жизни европейских городов и их обитателей. Героями его стихов становятся самые обыкновенные люди: это девочка Марихен, стоящая за стойкой бара, чью судьбу поэт может предсказать с большой точностью; это и нищий старик, живущий в мире своих грез («Под землей»), старая прачка; безрукий, идущий с женой в кино, встреча с которым подталкивает поэта к трагическому ощущению жизни («Баллада»). Все эти люди живут в страшном современном городе:

С берлинской улицы

Вверху луна видна.
В берлинских улицах
Людская тень длинна.
Дома – как демоны,
Между домами – мрак;
Шеренги демонов,
А между них – сквозняк.
Этот город наделен «нечеловеческим духом, нечеловеческой речью», он проникает в «жизнь чужую», город во власти «идиотского количества / Серощетинистых собак», в нем нет места обычной человеческой жизни. В зарисовках «Окна во двор» отдельными мазками, как в живописи, обрисована жизнь этих несчастных: это глухой, это небритый старик, это мертвый рабочий, курносый актер и др.; поэту тесно в этом доме, как тесно воде, запертой в трубах:

Вода запищала в стене глубоко:

Должно быть, по трубам бежать нелегко,
Всегда в тесноте и всегда в темноте,
В такой темноте и в такой тесноте!

В этих произведениях особенно отчетливо отразилось основное противоречие лирики Ходасевича – сочетание ясности, идущее от традиций пушкинской поэзии, и трагического восприятия мира современным поэтом. Важно отметить, что в этот период Ходасевич хочет определить собственное место в русской поэзии:

Во мне конец, во мне начало.

Мной совершенное так мало!
Но все же я прочное звено:
Мне это счастие дано.
В России новой, но великой,
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог,
Где время, ветер и песок…
(«Памятник». 1928)

После 1928 года Ходасевич почти не пишет стихов, хотя продолжает работать как литературный критик. Его деятельность оказала большое влияние на формирование литературоведение в русском зарубежье и повлияла на поэтов «потерянного поколения». Ходасевич пишет и о классической русской литературе, его книга о Державине считается образцом монографического литературоведения; много статей написано им о творчестве Пушкина, хотя свою большую задачу – написать биографию великого русского поэта – Ходасевич так и не смог осуществить.

С 1927 г. Ходасевич был основным литературным критиком в газете «Возрождение», именно на ее страницах он напечатал много историко-литературных статей и заметок, особенно важно отметить, что он писал не только об эмигрантской литературе, но рецензировал почти все новинки советской литературы.
На страницах журнала «Современные записки» Ходасевич печатает свои очерки – воспоминания о современниках, впоследствии они объединены в книгу «Некрополь. Воспоминания» (1939 г.). В мемуарах мы встречаем не только имена выдающихся поэтов (Белый, Брюсов, Блок, Сологуб, Есенин и др.), но и имена малоизвестных литераторов («Муни» - С.Кисин, «Рената» – Н.Петровская и др.). Эти мемуары Ходасевича считаются более точными и объективными, чем воспоминания З.Гиппиус, Г.Иванова и др., но и в них не соблюдена полная объективность, они написаны очень остро, даже зло, в чем проявились особенности личности самого Ходасевича, который «злое слово сделал своим мастерством».
Все поэты «серебряного века» много переводили, часто это было связано с тем, что переводы давали реальный заработок. Ходасевич много переводил с польского, который был его вторым языком, с еврейского (он редактировал «Еврейскую антологию» 1916 г.) и почти со всех европейских языков.
В.Брюсов привлек Ходасевича и к работе над переводами с армянского, хотя тот и не знал армянского языка. Переводы Ходасевича вошли в антологию «Поэзия Армении» и до сих пор оцениваются очень высоко. Он перевел отдельные произведения М.Пешикташляна, С.Шах-Азиза, В.Терьяна, а особенно интересен перевод сказки Ов.Туманяна «Одна капля меда». Под пером переводчика сказка приобрела сатирический оттенок, перевод не потерял своего национального колорита, хотя в нем не использованы армянизмы. Способность Ходасевича имитировать чужой слог, интонацию, сыграла положительную роль в его переводах, помогла ему передать мир чувств и переживаний армянских поэтов.