Кортик. Бронзовая птица

69. 
НИКИТСКИЙ 
— Имейте в виду, — говорил по дороге Миша, — тетке нельзя говорить, что Генка ее ищет. 
— Почему? 
— Это длинная история. Она думает, что Генка умер, и если ей так прямо бухнуть, то у нее от 
радости может случиться разрыв сердца. 
— Мы с ней почти незнакомы, — сказала Лена. — Она живет очень замкнуто. 
— Вообще, — продолжал Миша, — никому не говорите. И папе своему не говорите. 
— Папа умер, — сказала Лена. 
Миша смутился: 
— Извини. — И, помолчав, спросил: 
— Как же вы теперь? 
— Работаем с Игорем “два-Буш-два, воздушный аттракцион”. 
Они подошли к небольшому домику. 
— А вот здесь живет Мария Гавриловна. — Лена показала на соседний дом. 
Из-за высокого забора виднелась только крыша с ноздреватой коркой снега по краю. 
— Как эта улица называется? — спросил Миша. 
— Ямская слобода, — сказал Игорь. — Наш номер восемнадцать, а Терентьевых — двадцать. 
— Хорошо ты искал! — Миша с упреком посмотрел на Генку. 
— Не понимаю, — бормотал Генка, отводя глаза, — как это я пропустил. 
— На этой стороне даже нет лыжных следов, — заметил Слава. 
— Как — нет? — бормотал Генка, рассматривая дорожку. — Куда они делись?.. Стерлись! 
Видите, движение какое! — Он показал на пустынную улицу. 
— Зайдемте к нам, — предложила Лена. — Мы, правда, три дня не были дома, но сейчас затопим, 
и будет тепло-тепло. 
Домик был маленький и тихий. Пушистый иней лежал на окнах. Равномерно тикали на стене часы. 
Чуть скрипели под ногами половицы. Пестрые дорожки лежали на чисто вымытом полу. Большая 
керосиновая лампа висела над столом. На стене в рамах висели большие портреты мужчины и 
женщины. У мужчины густые нафабренные усы, аккуратный пробор на голове, бритый подбородок 
упирался в накрахмаленный воротничок с отогнутыми углами. “Точно так, как на дедушкином портрете 
в Ревске”, — подумал Миша. 
Лена переоделась в старое пальтишко, обула валенки и повязала голову платком. Она выглядела 
теперь деревенской девочкой. 
— Пошли за дровами, — сказала она Игорю. 
— Мы принесем! — закричали мальчики. — Покажи где. 
Лена отперла сарай. Миша и Генка кололи дрова. Слава и Игорь носили их в дом. 
Генка вошел в азарт. 

---

— Мы их все переколем, — бормотал он, замахиваясь топором. 
Полено никак не поддавалось. 
— Возьми другое, — сказал Миша. 
— Нет, — Генка раскраснелся, буденовка его сдвинулась на самую макушку, — полено упрямое, 
но и я тоже. 
Вскоре печь запылала ярким пламенем. Ребята уселись возле нее: Лена и Слава на стульях, 
остальные на полу. 
— Вот так и живем, — сказала Лена. — Приезжаем сюда только в свободные дни, когда не 
выступаем. 
— Нужно переехать в Москву, — пробасил Игорь. 
— А мне жалко, — сказала Лена, — здесь папа и мама жили. 
Пламя в трубе протяжно завыло, рыжие пятна заплясали на полу. 
— Мы здесь будем всю неделю, — сказала Лена. — Приезжайте к нам. 
— Не знаю, — сказал Миша, — на этой неделе мы будем очень заняты. 
Помолчав, спросил: 
— Скажи, у вас есть чердак? 
— Есть. 
— Из него виден двор Терентьевых? 
— Виден. Зачем тебе? 
— Хочу посмотреть. 
— Пойдем, покажу. 
Миша и Лена вышли в холодные сени, по крутой лестнице поднялись на чердак. 
— Дай руку, — сказала Лена, — а то упадешь. 
Они перелезли через стропила и подошли к слуховому окну. 
Поселок лежал большими квадратами кварталов, за ним темнел лес, разрезанный надвое дальней 
железнодорожной колеей. Чернели на снегу длинные тени домов, сараев, заборов. Телеграфные провода 
струились от столба к столбу, фарфоровые ролики комочками ютились на перекладинах. Было светло 
почти как днем. 
Лена стояла рядом с Мишей. Лицо ее, освещенное луной, казалось совсем прозрачным. Она 
держала Мишу за руку. Оба молчали… Миша рассматривал старинный каменный дом, дворовые 
постройки, запущенные и частью разрушенные, сваленные вдоль забора бревна. Нетронутый снег на 
правой стороне участка и замерзшие окна указывали, что под жилье используется только левая его 
половина. 
Двор был пуст. 
Завыл где-то гудок паровоза и сразу оборвался. 
Дверь дома открылась. На заднее крыльцо вышел высокий человек в накинутом на плечи 
полушубке. Он стоял спиной к Мише и курил. Потом бросил окурок в снег и медленно повернулся. 
Миша изо всех сил сжал руку Лены. 
Это был Никитский.