Кортик. Бронзовая птица

32. 
РАЗГОВОР С МАМОЙ 
Миша читал. В комнате было тихо. Только жужжала с перерывами швейная машина. Отблески 
солнца играли на ее металлических частях, на стальном колесе и золотых фирменных эмблемах. 
Предстоящий разговор, конечно, неприятен, но мама все равно заговорит, и лучше уж поскорей. 
— Где ты с ним познакомился? — не оборачиваясь, спросила она наконец. 
— На рынке. Деньги у меня украл. 
Мама остановила машину и обернулась к Мише: 
— Какие деньги? 
— Лотерейные. Я тебе рассказывал. Мы с Шурой краски покупали. 
— И вернул он тебе деньги? 
Миша усмехнулся: 
— Еще бы! Я его догнал. 
— Так и познакомились? 
— Так и познакомились. 
Она покачала головой: 
— Красивая картина: на улице дерешься с беспризорниками. 
— Я его так, прижал немного. 
— А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-нибудь украл? 
— Он не украдет. 
— Почему ты так думаешь? 
— Так думаю. 
Снова молчание, равномерный стук машины, потом вопрос: 
— Что все-таки побудило тебя привести его сюда? 
Миша пожал плечами: 
— Я ему оторвал рукава, надо их пришить. 
— Да, конечно… — Она снова завертела машину. Белое полотнище ползло на пол и волнами 
ложилось возле стула. 
— Ты недовольна? 
— Малоприятное знакомство. И ты чуть было не предложил ему остаться у нас. 
— Жалко его. 
— Конечно, жалко… — согласилась мама. — Теперь многие берут на воспитание этих ребят, но 
ты сам понимаешь, я не имею такой возможности. 
— Вот увидишь, скоро беспризорность ликвидируют! — сказал Миша. Знаешь, сколько детдомов 
организовали! 
— Я знаю, но перевоспитать этих детей очень трудно. Они испорчены улицей. 
— В Москве есть такой отряд, — сказал Миша, — называется “Отряд юных пионеров”. Там 
ребята все равно как комсомольцы, зажимаются, с беспризорными и вообще, — он сделал не 
определенный жест, — проводят всякую работу. Мы с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это 
на Пантелеевке. В воскресенье мы туда пойдем. 
— На Пантелеевке? — переспросила мама. — Но ведь это очень далеко. 
— Что такого! Теперь ведь лето, времени много. А когда нам исполнится четырнадцать лет, мы в 
комсомол поступим. 
Мама обернулась и посмотрела на Мишу: 
— Ты уже в комсомол собираешься? 
— Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом… 
— Ну вот, — вздохнула мама, — вступишь в комсомол, появится у тебя куча дел, и меня, 
наверное, совсем забросишь. 

---

— Что ты, мама! Разве я тебя заброшу? 
Миша смотрел на мать. 
Она склонилась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых волос касался зеленой 
блестящей кофточки с гладким воротником. 
Миша встал, подошел к матери, обнял, прижался щекой к ее волосам. 
— Ну что? — Мама опустила руки с шитьем на колени. 
— Знаешь, мама, что мне кажется? Только ты честно ответишь: да или нет? 
— Хорошо, отвечу. 
— Мне кажется, что ты на меня не сердишься… 
Мама тихонько засмеялась, разжала его руки и поправила прическу. 
— Не сержусь. Но все же не води сюда слишком много беспризорных.