Кортик. Бронзовая птица

Глава 30 
В БОЛЬНИЦЕ 
Всю дорогу Генка стонал, корчился, хватался за живот и мотал головой. Каждое подрагивание 
телеги на ухабах и неровностях разбитой мостовой причиняло ему мучительную боль. Он так жалобно 
смотрел на Мишу, что у того разрывалось сердце от сострадания. Он боялся, что Генка сейчас умрет, и 
ему казалось, что Кондратий Степанович едет слишком медленно и больше занят своими 
рассуждениями. 
— Ничего страшного в этом гвозде нет, — рассуждал Кондратий Степанович. — Переварится в 
желудке, и дело с концом. Обойный гвоздь это что? Ерунда! Вот я еще когда в Москве жил, 
оборудовали мы с приятелем Большой театр… 
— Вы оборудовали Большой театр? — усомнился Миша. 
— А то кто же, — невозмутимо ответил Кондратий Степанович. — Оборудовали мы Большой 
театр. Артисты там, дирижеры, вся, в общем, дирекция. А приятель мой возьми да и проглоти костыль. 
Большой такой железный костыль. Дюйма, может, два в нем. Не шутка… 
— Ну и что? 
— А ничего, переварился. В день две бутылки водки выпивал для лучшего сгорания, вот и 
переварился этот костыль. А гвоздочек что? Ерунда. И ни к какому доктору не надо ехать. Только зря 
людей обеспокоили. 
— Жалко отвезти больного человека? — обиделся Миша. 
— Больного не жалко. А тут что, ерунда! 
— Зачем же вы поехали? — Власть. 
— Вы же не признаете власти. 
— Принуждение. 
Миша вспомнил про лодку. 
— Когда мы плыли на вашей лодке, то лодочник Дмитрий Петрович набросился на нас, хотел ее 
отнять. 
— Дурак! — коротко ответил художник. — Кто дурак? 
— Дмитрий Петрович. И авантюрист. — Чем же он авантюрист? 
— Всё клады ищет. А этих кладов здесь давным-давно нет. 
При таком сообщении Миша с изумлением воззрился на художника. 
— Уж об этих кладах все позабыли, — продолжал Кондратий Степанович, — а он ищет. 
Сумасшедший. И Софья Павловна сумасшедшая. 
— Кто это Софья Павловна? 

---

— А та, что в помещичьем дому живет. Экономка графская. 
— Вот, оказывается, кто она, — протянул Миша. — А я думал, графиня… 
— Какая там графиня!.. — сказал художник и больно хлестнул лошадь кнутом. 
Больница стояла на краю соседнего села. Большой деревянный дом с несколькими верандами и 
несколькими входами был окружен множеством подвод. На ступеньках крыльца и просто на траве 
сидели крестьянки. Дети всех возрастов бегали, дрались, плакали и шумели невообразимо. 
Охая и корчась от боли, Генка слез с подводы и, поддерживаемый Мишей, поплелся к больнице. 
Не обращая внимания на возмущение длинной очереди, они вошли в кабинет. 
Врач, седоватый тучный человек с взлохмаченной бородой, в пенсне с перекинутой за ухо черной 
ниткой, склонившись, ощупывал лежавшего на деревянном топчане человека. Самого человека не было 
видно, только торчали ноги в огромных сапогах. Врач повернул к мальчикам голову, строго спросил: 
— Что такое? 
Миша показал на Генку: 
— Он гвоздь проглотил. 
Генка едва втащил ноги в кабинет. Ему казалось, что все здесь — и врач и больница — только 
мерещится ему, а самого его уже давным-давно нет на свете. 
Врач велел мужчине в сапогах встать и, выписав рецепт, отпустил. Потом из-под пенсне 
внимательно посмотрел на Генку: 
— Когда это случилось? 
— Эбе-бе-бе-кур-да-е, — только и сумел проговорить Генка. 
— Час тому назад, — ответил за него Миша. — Он прибивал плакат в клубе, держал гвозди во рту 
и один проглотил. 
— Большой гвоздь? 
— Обойный. 
Доктор снова посмотрел на Генку. В этом взгляде Генка прочел смертный приговор. 
— Раздевайся! 
Генка начал с галстука. Привычным движением одной рукой потянул конец галстука, другой 
рукой придержал узел. И в ту секунду, когда взялся за узел, он ощутил в своей ладони маленький 
холодный металлический предмет… 
Неужели гвоздь?! Генка остолбенел и выпученными глазами смотрел на врача. 
— Раздевайся быстрее, — сказал тот, что-то записывая в журнале. 
— Сейчас, — пробормотал Генка. 
Он чувствовал на своей ладони металлический предмет, но не решался ощупать его. Боялся, что 
это именно гвоздь, а не что-нибудь другое… 
Но ничего не поделаешь, надо раздеваться. Генка нерешительно сжал ладонь и совершенно 
явственно ощутил в ней гвоздь. Так и есть! Он его вовсе не проглотил. Он его уронил. Гвоздь застрял в 
галстуке. Черт возьми! У него уже ничего не болит… Но как признаться?.. 
Сжимая в кулаке гвоздь, Генка медленно раздевался. Когда он остался в одних трусах, доктор 
сказал: 
— Ложись! 
По-прежнему сжимая в кулаке гвоздь, Генка лег на холодную простыню. Доктор присел на 
кушетку и положил пальцы на Генкин живот. От этого холодного прикосновения у Генки по всему телу 
пошли мурашки. Он увидел над собой лицо доктора, пытливо смотревшего на него сквозь стекла 
пенсне. Неужели доктор понимает, что никакого гвоздя он, Генка, не проглотил? Генка закрыл глаза и 
лежал, крепко сжимая в кулаке гвоздь и пытаясь засунуть кулак себе под бок. 
Доктор легонько нажал на живот: 
— Больно? 
— Нет. 

---

Доктор нажал еще в нескольких местах. Ничего, кроме холода его пальцев, Генка не ощущал. 
— Медленно поднимай руки, — приказал доктор, — и, если почувствуешь резь в животе, скажи. 
Генка начал медленно поднимать руки. Чтобы его сжатый кулак не вызвал подозрений, он сжал и 
второй кулак… 
Его руки были уже в вертикальном положении. Генка начал медленно опускать их за голову. 
Никакой рези он не чувствовал. Все, что приказывал ему доктор, он делал автоматически, понимая, что 
рано или поздно его обман обнаружится. Лучше бы он в действительности проглотил гвоздь! 
— Разожми кулаки, — услышал он откуда-то издалека голос врача. 
Генка разжал один кулак, тщетно пытаясь во втором кулаке засунуть гвоздь как-нибудь между 
пальцев. Это ему не удавалось, и он не разжимал кулака. 
— Разожми кулаки, — повторил доктор, — оба! 
Генка вдруг поднялся и объявил: 
— Гвоздь нашелся. 
Доктор и Миша с удивлением смотрели на него. Тогда он разжал кулак. 
— Вот он! 
— Гм! Где же он был? — спросил доктор. 
— В галстуке. Когда я развязывал галстук, то и нащупал его там. Я его, оказывается, выронил изо 
рта прямо на галстук. 
— Почему ты сразу не сказал? 
— А я хотел провериться. Может быть, я действительно проглотил гвоздь, только другой. 
— И нигде у тебя ничего не болит? 
— Нет, — ответил Генка уже совсем весело, однако стараясь не смотреть на Мишу, который с 
мрачным видом стоял у двери. 
— Хорошо, — довольно мирно сказал доктор, — встань и несколько раз присядь. 
Генка несколько раз присел. Потом, по приказу доктора, сделал еще несколько движений, 
перегибался, поворачивался в разные стороны. Он послушно делал все это, впрочем не понимая, для 
чего: ведь гвоздя в нем нет. 
Доктор вымыл руки, приказал Генке одеваться и снова сел за стол. Он записал Генкину фамилию 
и сказал: 
— Поедешь в город. 
— Зачем? — оторопел Генка. 
— На рентгеновское исследование. 
— Так ведь у меня ничего нет, никакого гвоздя! — закричал несчастный Генка. 
— Ты сам хотел провериться. 
— Но у меня ничего не болит. 
— Это не имеет значения. 
Предмет мог залечь в таком месте, где не дает болевых ощущений. Временно, конечно. А потом 
будут неприятности. 
Доктор повернулся к Мише: 
— Где ваш лагерь? 
— В Карагаеве. 
— В деревне? 
— Нет, в усадьбе. 
— Вот как! — Доктор насмешливо посмотрел на Мишу. — Клады ищете? — Какие клады? — 
удивился Миша. — Никаких кладов мы не ищем. 
— Ладно, идите. А в город его свезите сегодня же. Понятно? 
— Понятно, — ответил Миша. 
Они молча вышли из больницы и остановились на крыльце. 
Генка беззаботно поглядывал по сторонам, делая вид, что ничего особенного не произошло. Миша 
укоризненно глядел на него: 
— Ты отдаешь себе отчет в том, что ты наделал? 
— А что такого я наделал? — Еще спрашивает! 

---

— Что я наделал? Думал, что проглотил гвоздь. Что же мне было — молчать? Молчать и ждать, 
пока он меня проколет насквозь? Ну, проверился. Ничего не оказалось. И все в порядке. 
— Но почему именно с тобой случаются все эти истории? — закричал Миша. — Ни с кем больше, 
только с тобой. То одно, то другое. Всех поднял на ноги, всех разволновал, заставил лошадь просить у 
председателя. И все это зря! Только на смех нас поднял. Все! Поедешь в город, и пусть там тебя 
просвечивают.