Конфуцианство

Часть 2. Ко н ф у ц и а н с т в о (О б щ и й о ч е р к )

233

ций сказал, что он «был умен и любил учиться. Он не стыдился спрашивать у нижестоящих. Поэтому-то ему и дали имя «Вэнь» [5— 15].

Совершенно очевидно, что в данном случае зна­ чение вэнь низведено до уровня простой образо­ ванности, что в «Лунь юе» встречается неоднократ­ но. Совершенно иное значение имеет высказывание ученика Конфуция Цзы-гуна, которому в коммента­ торской литературе обычно уделяется достаточно много внимания.

Цзы-гун сказал: «От Учителя можно услышать (о том, что говорится в древних] текстах (вэнь чжан). О природе же человека и о Пути Неба услышать [от Учи­ теля] невозможно» [«Лунь юй». 5— 13].

Толковать это знаменательное заявление можно по-разному. Один из лучших комментаторов «Лунь юя» сунский специалист Син Бин видит в нем просто некую внутреннюю структуру конфуцианской сис­ темы обучения, которая начиналась с текстов (с вэнь чжан), как с первой ступени постижения док­ трины, тогда как самостоятельное размышление над отвлеченными вопросами относилось ко второй, бо­ лее высокой ступени. Однако можно решиться и на иное толкование, учитывая личность автора этого высказывания. В ближайшем окружении Конфуция Цзы-гун выделялся как ярко выраженный интеллекту­ ал, наиболее склонный к обсуждению проблем от­ влеченного характера, и вполне возможно, что сугу­ бо «антропологическая» направленность доктрины наставника, помноженная на текстологическую ме­ тоду обучения (вэнь чжан), представлялась ему слиш­ ком узкой. Он не понимал всей глубины замысла Конфуция, который как огня боялся превращения своей школы в общее «философствование», а хотел

234 А. С Мартынов. КОНФУЦИАНСТВО

подготовить специалистов для управления государ­ ством, которые бы, используя свое этическое со­ вершенство и свои специальные знания, смогли вернуть китайскому обществу золотой век идеаль­ ной древности. А эта самая идеальная древность, как полагал Конфуций, как раз и содержалась в предлагаемых ученикам текстах. Поэтому чем об­ ширнее у последователя луского мудреца были по­ знания в этой области, тем выше ценился он как специалист. Такой постановкой вопроса Конфуций на многие века привязал своих последователей к текстам, особенно к каноническим, раскрыв перед ними необъятные перспективы текстологической работы, которую начал он сам и которая продолжа­ лась вплоть до последних дней Срединной империи. Иными словами, конфуцианец был в силу самого характера своего учения связан с текстом, посколь­ ку окружающая его действительность, весьма дале­ кая от совершенства, не казалась ему столь важ­ ной, чтобы стать главным предметом его исследова­ ния. Она никак не могла сравниться с идеальной древностью, подававшей сигналы посредством фик­ сированного в конфуцианских классиках письмен­ ного слова.

Любопытно отметить, что у конфуцианской ду­ ховной традиции был шанс оторваться от текста и превратиться преимущественно в философскую шко­ лу. Этот шанс давал ей Мэн-цзы, который, при со­ хранении верности великому Учителю и всей сис­ теме выдвинутых им базовых ценностей, внес весьма радикальные изменения, скажем так, в «исполни­ тельское мастерство». Основным инструментом обу­ чения и убеждения у Мэн-цзы была беседа. Оста­ ваясь в границах, намеченных Конфуцием, Мэн-цзы полагался на общекультурную эрудицию, здравый