Конфуцианство

Часть 2. Ко н ф у ц и а н с т в о (О б щ и й о ч е р к )

257

забывать при этом, что за плечами отстранившегося, как правило, был уже некоторый стаж государст­ венной службы, опыт прохождения через экзамены

0. 
   полученное в юности конфуцианское образование. Все это продолжало удерживать его в конфуциан­ ской среде. Но и менялось, надо признаться, мно­ гое. Прежде всего, поле деятельности и ее вид. И то и другое, мы хотим это подчеркнуть особо, при­ надлежало к принципиально новым явлениям в ки­ тайской духовной культуре. Великие мыслители древности Конфуций и Мэн-цзы предугадали, что их последователи, по всей вероятности, будут делиться на две части: практические политики и философы, которые, как считал Мэн-цзы, будут отдавать все свои силы и все свое время процессу углубленного постижения доктрины и самосовершенствованию. Но никто из них и предположить не мог, что едва ли не большая часть их последователей превратится в литераторов и едва ли не большая часть этих по­ следних окажется, или захочет стать, прежде всего поэтами. Известно, что даже самый знаменитый по­ следователь совершенномудрого при династии Тан — Хань Юй хотел, чтобы его считали в первую оче­ редь поэтом, что поэтом был один из самых знаме­ нитых философов китайского средневековья Чжу Си. Образованному человеку как бы в силу самой этой образованности полагалось быть немного поэтом. И первым, кто сделал шаг в этом направлении, был зна­ менитый китайский поэт Тао Юань-мин (365— 427). Именно он прибавил «совершенному мужу* новую ипостась литератора или поэта, и сделал он это имен­ но в позиции отстранения от государственной службы, причем, надо отметить, отстранения принципиального.
   

Возникает вопрос: что нового сделал Тао Юань-мин? Почему его знаменитый клич «Домой, к себе!», в

258 A. C. МАРТЫНОВ. КОНФУЦИАНСТВО

котором смешались и скорбь и радость, не умолкал на протяжении всего того времени, пока существо­ вал традиционный Китай? Напомним, кстати, что Цзэн Го-фань (1811 — 1872) и Ли Хун-чжан (1823— 1901), известные политики второй половины XIX сто­ летия, были большими почитателями Тао Юань-мина.

Каждый, кто читал «Лунь юй», хорошо помнит, что уже при Конфуции были отшельники. Вполне вероятно, что они были и задолго до него. В отшель­ ничестве самом по себе не было ничего нового. Отшельники глубокой древности — Бо И и Шу Ци — были заняты лишь этическим противостоянием и ничем более. До Тао Юань-мина не было, если так можно выразиться, «творческого» отшельничества. Отшельник древности не знал, что ему делать во время своего отшельничества: то ли совсем затерять­ ся в глуши и там порвать с миром людей, то ли де­ монстративно заниматься хлебопашеством, превра­ щаясь постепенно в простого крестьянина, то ли стать мастеровым и чинить повозки. Все это стави­ ло под сомнение сам акт отшельничества, весь смысл которого заключался в том, чтобы тебя помнили. И вот оказалось, что в самом выгодном положении среди отшельников находится именно конфуциан­ ская личность, поскольку ей было что с собой уне­ сти в любую глушь, а именно — свое письменное слово, свое вэнь.

Правда, сразу же возникал вопрос: что делать с письменным словом вдали от общества? Вся гени­ альность Тао Юань-мина, по нашему мнению, как раз

0. 
   том и состояла, что он нашел ответ на этот во­ прос. По его мнению, конфуциански образованная личность, владеющая письменным словом, не просто «уходила», когда уходила со службы. Она «возвра­ щалась». «Возвращение» (гуй) — ключевое слово в