Житие опытного странника, Мои мысли и размышления (fb2)

Цесаревич Алексей
Нет теперь больше святых. Был святой – Григорий Ефимович, но его убили. Теперь и лечат меня, и молятся, а пользы нет. А он, бывало, принесет мне
яблоко, погладит меня по больному месту, и мне сразу становится легче.
из воспоминаний боцмана «дядьки» А.Е. Деревенько
Вел. кн. Ольга Николаевна
Весь день сидела с Мамой. Отец Григорий с ночи пропал. Ищут везде. Ужасно тяжело. Были у всенощной здесь дома. Вечером Мама, Аня
исповедывались, Лили Ден была. Папа писал [телеграммы из Ставки]. Почти до 12 сидели. Все ждали телефона от Калинина. (17.12.1916 г.)
Как всегда к Знамению и в лазарет. [...] Окончательно узнали, что отец Григорий был убит должно быть Дмитрием и брошен с моста у Крестовского.
Его нашли в воде. Как тяжело, и писать не стоит... Сидели и пили чай с Лили и Аней и все время чувствовался отец Григорий с нами. В 5 часов поехали
на ветку по ошибке и в 6 встретили Папу и Алексея. Ужасно радостно. Обедали вместе. После 10 часов Папа и Мама принимали Калинина, потом дядю
Павла. Мы были у Ани в комнате. В 12 часов спать. (19.12.1916 г.)
из дневниковых записей
Вел. кн. Ольга Александровна, родная сестра Государя
Для Ники и Алики (царя и царицы) он (Г.Е. Распутин) всегда оставался тем, кем он был, – человеком глубоко религиозным, который обладал даром
исцеления.
Ему была присуща несомненная способность исцелять людей.
Всякий, кто встречался с ним, был убежден, что он – человек Божий.

---

Я убеждена, что его преданность моему Брату и его Супруге была лишена каких бы то ни было эгоистических интересов. Он без труда мог бы скопить
себе целое состояние, но когда он умер, то все, что у него осталось, – это Библия и кое-что из одежды и несколько предметов, которые подарила ему
Императрица для его личных нужд.
В детской Алексия я видела искреннюю набожность сибирского крестьянина.
Во-первых, существовали тысячи и тысячи простых людей, которые твердо верили в силу молитвы и дар исцеления, которыми обладал этот человек.
Во-вторых, к нему благосклонно относились иерархи. Ни мой Брат, ни Алики не верили, что человек этот наделен какими-то сверхъестественными
способностями. Они видели в нем крестьянина, искренняя набожность которого сделала его орудием Божиим.
Распутин был и всегда оставался крестьянином, в глазах которого Царь – Особа Священная. Он всегда был почтителен, хотя я не думаю, чтобы он где-то
учился хорошим манерам. Он называл моего Брата и Алики: «Батюшкой» и «Матушкой». Во время его редких появлений во дворце он или молился за
Алексия, или же вел с Алики беседы о религии.
из книги Ворреса Йен «Последняя великая княгиня»