Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 10 
Этого часа Тэмуджин ждал многие-многие годы. Ждал с того 
самого дня, когда Таргутай-Кирилтух отобрал у него скакуна – 
гнедого жеребчика. Шел к этому часу через унижения, 

---

заблуждения, через горечь потерь, душевную боль, преодолевая 
свое неверие и муки совести. 
Он остановил коня на сопке, овеваемой слабым ветром. Впереди 
жарко поблескивала излучина Онона. По широкому лугу, 
вытаптывая свежую зелень, неслись всадники. Одни сдерживали 
коней и поворачивали назад, другие кидались с берега в реку, 
переплывали на ту сторону и скрывались за грядой тальников. 
Ему казалось, что это то самое место, где он когда-то сбросил 
колодку, зайцем бежал по кустам, потом, как рыба налим, таился в 
воде под берегом. 
Слез с коня, присел на прогретый солнцем камень. За спиной 
столпились нойоны и туаджи – порученцы, ждали его приказаний. 
Он обернулся, подозвал Даритай-отчигина. 
– 
Скажи, дядя, вы с Таргутай-Кирилтухом пировали тут? 
В 
прижмуренных 
глазах 
Даритай-отчигина 
метнулось 
беспокойство. 

---

– 
Когда пировали? 
– 
Давно. Вы пили кумыс и архи, а я чистил котлы. Потом убежал… 
– 
А-а… Это не тут было. Выше по реке. Много выше. Совсем в 
другом месте. 
Тэмуджину почему-то не хотелось, чтобы это было в другом месте. 
– 
У тебя плохая память, дядя! 
– 
Память у меня очень хорошая. 
– 
А я говорю – плохая. Слишком многое забываешь. 
– 
Стар становлюсь, – охотно согласился дядя, попятился и вдавился 
в толпу нойонов – подальше от глаз племянника. 
Этот разговор на короткое время омрачил радость Тэмуджина. 
Отвлекаясь от него, он снова стал смотреть на берег Онона. Его 

---

воины заполнили весь луг, отжали от реки сдавшихся тайчиутов, 
сбили в кучу и погнали назад. 
Ниже через пологий увал перекатывались кэрэиты Ван-хана. 
Прискакал Мухали, подгоняя двух воинов-тайчиутов. 
– 
Хан Тэмуджин, в руках этих людей были Таргутай-Кирилтух и 
его сын. 
Они их упустили. 
Воины соскочили с коней и пали ниц. 
– 
Рассказывайте. 
Воины подняли головы. 
– 
Хан Тэмуджин, мы были нукерами Улдая. Наш господин и его 
отец покинули разгромленное войско и побежали в кочевья 

---

меркитов. Нас они взяли с собой. А зачем нам бежать в чужие 
земли? Подумав так, мы решили возвратиться. И прихватили с 
собой наших нойонов. Хотели доставить тебе. А потом 
отпустили… 
– 
Сами отпустили? Или они бежали? 
– 
Отпустили, хан Тэмуджин. 
Он нахмурился. Воины под его взглядом втянули головы в плечи. 
Спросил тихо: 
– 
Почему вы так сделали? 
– 
Хан Тэмуджин, мы хотим служить тебе. А кому нужен слуга, 
предавший своего господина? 
Тэмуджин чувствовал за своей спиной напряженное ожидание 
нойонов. И злость на чрезмерно добросовестных нукеров Улдая 
прошла. 

---

– 
Я выше всего ценю преданность. Вы поступили правильно. Если 
бы привели Таргутай-Кирилтуха, я приказал бы вас казнить. 
Предавший моего врага, завтра предаст меня… Верните им оружие. 
Подозвав Мухали, он тихо приказал расспросить нукеров, где они 
оставили Таргутай-Кирилтуха и Улдая. Далеко уйти они вряд ли 
успели. Их надо догнать и без шума прикончить. 
Раньше он поступил бы иначе. Он бы повелел поставить Таргутай-
Кирилтуха перед собой и, прежде чем сломать хребет, высказал все 
свои обиды, насладился смертным страхом, разлитым по его 
широкому лицу, вынудил ползать на коленях и просить пощады. 
Сейчас ничего этого не хотел. 
Когда-то грозный Таргутай-Кирилтух, безжалостный мучитель, о 
мщении которому бредил ночами, Таргутай-Кирилтух, нависавший 
над ним гранитной скалой, больше ничего не значил: камешек в 
гутуле, снял гутул, вытряхнул – иди дальше. После разгрома Коксу-
Сабрака и спасения Ван-хана он чувствовал в себе силу и 
способность сокрушить любого врага. Раньше он только отбивался, 
теперь будет нападать. И не вложит меч в ножны, пока не 
искоренит врагов – всех до единого. Люди разных племен желают 
мира и покоя, их воля – его оружие. Такого оружия нет ни у одного 
нойона-владетеля. 

---

По склону сопки бежали трое полуголых мужчин. За ними скакали 
всадники, помахивая плетями. Мужчины уворачивались от ударов, 
кидались из стороны в сторону, как затравленные зайцы. Нойоны за 
спиной Тэмуджина засмеялись. Тэмуджин послал к всадникам 
порученца – туаджи узнать, что за людей поймали всадники. 
Воспользовавшись тем, что туаджи остановил воинов, трое 
кинулись в гору. Впереди бежали двое молодых мужчин, за ними, 
согнувшись, хватаясь руками за ковыльные кустики, косолапил 
пожилой. Еще издали пожилой закричал: 
– 
Спаси от гибели, хан Тэмуджин! 
Он подбежал к Тэмуджину, свалился у ног. Из груди рвалось 
хриплое дыхание, ходуном ходили ребра, на спине краснели рубцы 
– 
следы плетей, по лысине ручейками бежал пот; молодые тоже 
были исхлестаны плетями, но дышали не так трудно и не упали 
перед ним на колени. Вдруг догадка обожгла его. Он наклонился, 
тряхнул пожилого за плечо: 
– 
Кто такие? 
– 
Я… Сорган… Шира… Сорган-Шира. 

---

– 
За что вас так изукрасили? 
Сорган-Шира снизу вверх посмотрел на Тэмуджина, на лице страх. 
– 
Н-не знаю. 
– 
Не бойся, Сорган-Шира. Я тебя в обиду не дам. – Обернулся к 
нойонам, отыскал дядю и Алтана. – Этот человек был слугой моего 
отца. Он всегда оставался верным. Когда другие боялись или не 
хотели пошевелить пальцем, чтобы облегчить мои страдания, 
Сорган-Шира спас мне жизнь. Разве так вознаграждается верность? 
Встань, Сорган-Шира. Отныне ты свободный человек. И никто в 
моем ханстве не дерзнет заставить тебя склонить голову. 
Я отличу и тебя, и твоих детей. Встань! 
Сорган-Шира медленно поднялся. Его ноги мелко подрагивали, но 
страха на лице не было, его сменили растерянность и недоверие. 
– 
Велика твоя милость, хан Тэмуджин! – скосил глаза на нойонов. – 
Над нами не будет господина? А как же… 

---

– 
Отныне у тебя один господин – я, хан. Ты волен, как эти нойоны. 
– 
Ага… – Сорган-Шира совсем пришел, в себя. – Пусть небо 
хранит тебя, хан! Но прости недостойного. Что человеку воля, если 
из всего нажитого осталось только это, – он поддернул штаны. 
– 
А что у тебя было? 
– 
У меня была хорошая одежда, новая юрта, железные котлы и 
чаши из дерева… 
– 
Куда же все это делось? 
– 
У меня было все до сегодняшнего дня, – увильнул от прямого 
ответа Сорган-Шира. 
– 
Мои воины ограбили тебя? 
Сорган-Шира отвел взгляд. За него ответил Чилаун: 

---

– 
Твои, хан Тэмуджин. Ограбили, избили, убили мужа Хадан. 
– 
Где стояла ваша юрта? 
– 
Недалеко отсюда. Вон там. 
Не оборачиваясь, спросил у нойонов: 
– 
Чьи воины шли там? – Нойоны притихли. – Твои, Хучар? 
– 
Не мои, а твоего брата Хасара, – пробубнил Хучар, нарочно 
растягивая слова: радовался случаю досадить хотя бы такой 
мелочью. 
– 
Хасар, иди сюда. Это верно? 
Брат подошел неспешно, широко расставил ноги в гутулах, 
расшитых цветными нитками от загнутых носков до края голенищ. 
Крутая грудь закована в поблескивающие латы, на голове 
золоченый шлем, начищенный так, что можно смотреться, как в 

---

китайское зеркало, на шелковой перевязи с пышными кистями 
кривая сабля, обложенная чеканным серебром, – вырядился, 
синеперый селезень! Хасар презрительно повел круто изогнутой 
бровью на Сорган-Шира: 
– 
Радовался бы, что в живых остался… Когда воины идут в 
сражение, им некогда разбирать, где враг истинный, а где затаились 
такие. 
– 
Когда воины идут сражаться, Хасар, они должны в обеих руках 
держать оружие. А что у вас? Одна рука держит меч, другая хватает 
добычу. Когда это кончится? У нас войско или шайка разнузданных 
разбойников? У тебя спрашиваю, Хасар! Я вас спрашиваю, нойоны! 
– 
Так было всегда, – с обидой сказал Хасар. 
– 
А теперь будет иначе. Битва – рази врага обеими руками, 
повержен враг – бери его добро. Поезжай к своим воинам и верни 
этому человеку все. 
Не утаивайте и обрывка веревки. 

---

Сорган-Шира наконец поверил в свое счастье, осмелел, начал 
бойко перечислять, сколько чего у него похитили. К своим потерям 
добавил и коней Чимбая, оставленных в курене, и табун дойных 
кобылиц Таргутай-Кирилтуха. 
Хасар вскипел: 
– 
Может, и волосы с твоей головы похитили воины? Брат, я верну 
этому человеку все. 
Но почему мои воины должны оставаться без добычи? Чем они 
хуже кэрэитов Ван-хана? 
– 
А что кэрэиты? 
– 
Что… Курени грабят. Или чужим можно? Своих утесняешь… 
– 
Иди и делай, что велено! Джэлмэ, Боорчу, скачите к кэрэитам. 
Пусть не смеют брать ничего! 

---

Он знал, что это вызовет недовольство воинов Ван-хана. Но не 
беда. 
Пусть и хан-отец учится уважать его волю. Хану до сих пор стыдно 
за свое отступничество. Когда впервые после разгрома Коксу-
Сабрака встретился с ним, пришлось даже успокаивать старика – 
так он клял коварство найманов и свое легковерие. Они дали друг 
другу слово впредь не слушать, никаких наговоров… 
Ван-хан и его сын не замедлили явиться к Тэмуджину. В 
сопровождении своих нойонов поднялись на сопку, спешились. 
Тэмуджин приказал разостлать для хана войлок, сам остался сидеть 
на камне. Внизу на берегу реки воины разоружали пленных 
тайчиутов. 
– 
Ты посылал ко мне Джэлмэ и Боорчу? – спросил хан. 
– 
Посылал, хан-отец, с просьбой ничего не трогать в куренях 
тайчиутов. 
Нилха-Сангун накрутил на палец стебель дэрисуна, резко дернул 
стебель оторвался у корня. 

---

– 
По какому праву ты лишаешь нас добычи? – спросил он. 
– 
Нилха-Сангун, пора бы знать, что не все взятое в бою добыча. 
– 
Как так? Это что-то совсем новое… 
– 
Не новое. Боорчу отбил у Коксу-Сабрака твоих людей, твою 
семью. 
Почему-то он не посчитал это своей добычей. 
– 
То – другое. 
– 
Не другое, Нилха-Сангун. Улус тайчиутов – мой улус. Разве я 
могу допустить, чтобы его грабили? 
Ван-хан удивленно вскинул голову. А Нилха-Сангун зло засмеялся. 
– 
Твой улус! С какой стати? Мы все должны делить пополам. 

---

Тэмуджин был терпелив. Хотя наскоки Нилха-Сангуна и 
раздражали его, он старался говорить спокойно. Важно было 
убедить Ван-хана. Конечно, захваченные курени тайчиутов он мог 
бы присоединить к своему улусу и без согласия хана, даже вопреки 
его воле. Но ссориться с ханом нельзя. 
– 
Нилха-Сангун, ты спроси у своего отца, кто правил тайчиутами в 
давние времена? Мой отец Есугей-багатур. Скажи ему, хан-отец. 
– 
Так было, – не очень охотно подтвердил Ван-хан. 
Он, видимо, все еще не решил для себя, правильно ли сделает, если 
уступит свою добычу. Тэмуджин не дал ему времени на 
размышления. 
Предназначая слова Ван-хану, сказал Нилха-Сангуну: 
– 
Разбив меркитов, разве я не отдал вам свою долю добычи? А ты 
твердишь – пополам… 

---

Попал в цель. Рябое лицо Ван-хана стало пестрым от прилившей 
крови устыдился. 
– 
Нилха-Сангун, не уподобляйся китайскому лавочнику, 
торгующему глиняными горшками! 
– 
Отец, но мы же… 
– 
Я сказал свое слово – что еще? – прикрикнул на сына Ван-хан. 
Вздохнув с облегчением, Тэмуджин поблагодарил хана. Все-таки 
он славный старик. С ним можно всегда и обо всем договориться. 
Не то Нилха-Сангун. После возвращения из страны тангутов в него 
вселился дух зла. Сын хана стал заносчив, мнителен. Во всем 
усматривает козни. Что будет, когда он займет место отца?