Глава 5
Хори-туматам не давали покоя меркиты. Слали к Дайдухул-Сохору
гонцов, не скупясь на посулы и угрозы, склоняли его встать под
боевой туг Тохто-беки. Верный заветам своего отца, Дайдухул-
Сохор отклонял домогательства меркитских нойонов. А они
становились все настойчивее. В речах гонцов стало меньше
посулов и больше угроз. Наконец непреклонность Дайдухул-
Сохора вывела Тохто-беки из себя. Около тысячи воинов под
началом Тайр-Усуна спустились вниз по Селенге, до устья
впадающей в нее Уды, остановились тут. Посланец Тайр-Усуна
потребовал: хори-туматы должны признать над собой волю Тохто-
беки. Если воспротивятся и в этот раз, весь народ будет полонен,
превращен в рабов – боголов и роздан в меркитские курени.
Едва проводив посланца, Дайдухул-Сохор собрал всех воинов,
остальным велел откочевать в глухие лесные урочища.
Воины хори-туматов двинулись вниз по Уде.
Чиледу ехал рядом с Дайдухул-Сохором и Ботохой-Толстой. На
лесной тропе под копытами коней звонко хрустели сухие сучья.
Над вершинами деревьев со стрекотом летали кедровки. Остро
пахло хвоей и разогретой солнцем сосновой смолой. Справа, слева
за стволами деревьев мелькали конные воины, сзади шли пешие
лучники. Чиледу оглядывался, качал головой.
Хори-туматам далеко до меркитов… Что же это будет? Тронул
рукой Дайдухул-Сохора:
–
Ты вправду хочешь сражаться с Тайр-Усуном?
–
Что тебя тревожит?
–
Меркиты – умелые и отважные воины. Каждый из них вырос на
коне, меч его руке привычен, как кнут для пастуха.
–
Слышишь, Ботохой, он сомневается в доблести и отваге наших
воинов.
Ботохой-Толстая повернулась в седле, сбив с шагу свою лошадь,
спокойно-вопрошающе взглянула на Чиледу.
–
Ни в доблести, ни в отваге я не сомневаюсь. Но у нас не все
воины сидят на конях, не у всех есть мечи.
–
Э, Чиледу, у нас есть оружие, которое сразу обратит меркитов в
бегство. – Дайдухул-Сохор лукаво улыбнулся, положил руку на
могучее плечо жены. – Выпустим вперед мою Ботохой, глянут на
нее меркиты и от страха попадают.
Ботохой-Толстая погрозила мужу кулаком величиной с детскую
голову. На ее поясе висели тяжелый меч в простых деревянных
ножнах, берестяной саадак с луком, величиной в рост взрослого
мужчины. Лошадь ей подседлывали всегда самую крупную и
выносливую, но и она под Ботохой долго не выдерживала,
приходилось менять. В шутку, а может быть, и всерьез Дайдухул-
Сохор рассказывал, как его жена однажды поехала охотиться на
болото. Лошадь увязла по брюхо. Ботохой выволокла ее из грязи,
взвалила на плечи и вынесла на сухое место.
–
Если бы можно было так легко напугать меркитов! – Конь Чиледу
прошел рядом с сосной, колючая ветка мазнула по щеке.
–
Если меркиты так сильны, почему же они не могут одолеть
Тэмуджина? – погасив смех, спросил Дайдухул-Сохор. – Почему
всегда бывают им биты?
–
У Тэмуджина сейчас много воинов.
–
Сейчас. Но ты же сам говорил, что Тэмуджин был гоним и
малосилен.
Или он умнее, храбрее и Тохто-беки, и других его врагов?
–
Не знаю. Может быть. Но не одним умом и храбростью
побеждает Тэмуджин. Он сулит людям покой, и они идут за ним.
–
Знает, что сулить. – Дайдухул-Сохор сорвал лист березы,
разжевал, выплюнул. – Чтобы уберечь свой покой, мы
отказываемся пристать к меркитам, к хану Тэмуджину, к любому
другому нойону. И если дело дойдет до драки, хори-туматы себя
покажут. На них нет железных шлемов, их сердце не прикрывают
крепкие куяки. Но у каждого есть лук и стрелы. А кто сравнится с
хори-туматами в умении стрелять? С детства мы научены бить на
бегу косулю и быстро летящую птицу, прямо в сердце разить лося и
медведя.
–
Это мне известно.
–
Но тебе не известно другое. Степные люди глохнут и слепнут в
наших лесах. Деревья и скалы, реки и болота становятся нашими
воинами.
В одном переходе от устья Уды Дайдухул-Сохор остановил своих
войнов.
Всадники расседлывали коней, пешие, подтягиваясь, валились в
тени деревьев на мягкую траву, на рыжую подстилку из хвои. К
Чиледу подъехал Олбор, понизив голос, спросил:
–
Меркиты близко?
–
Близко, сын. Страшно?
–
Нет, совсем нет, отец.
Но Чиледу видел, как неспокоен сын, как страх и нетерпение
схлестываются в его душе и как ему хочется казаться бывалым
воином, чтобы скрыть от других душевную сумятицу.
–
Если придется сражаться, держись, Олбор, поближе ко мне.
–
Хорошо, отец, – согласился он, но, испугавшись, что торопливое
согласие выдаст его страх, лихо сдвинул меч на поясе. –
Попробуем, крепки ли меркитские кости!
Печаль сдавила сердце Чиледу. Олбор не знает, что он ему не отец,
что настоящий его отец или кровные братья, возможно, находятся
среди воинов Тайр-Усуна. И как знать, не поразит ли меч Олбора
кого-то из них, не падет ли сам Олбор от меча отца или брата.
Сколько непостижимого уму человеческому творится на этой
земле. И почему вечное небо не обрушит громы, не испепелит
зло?..
Дайдухул-Сохор созвал совет старейшин племени. После
непродолжительного разговора решили лучников под началом
Ботохой поставить в узком проходе меж гор, конных вести
навстречу меркитам.
–
А разве ты не хочешь поговорить с Тайр-Усуном? – спросил
Чиледу у Дайдухул-Сохора. – Лучше охрипнуть от спора, чем
захлебнуться кровью.
–
Уши Тайр-Усуна не услышат голоса разума. Он не повернет
коней назад.
–
Дайдухул-Сохор, любой камень можно расшибить, любого
человека убедить.
Чиледу и сам плохо верил своим словам. С тяжестью в сердце
скакал он по светлому сосновому лесу, оглядывался, разыскивая
среди воинов сына, ободряюще махал ему рукой.
Дозоры меркитов, поджидавшие их, подняли тревогу. Тайр-Усун
выстроил воинов на чистом, покрытом редкой травой взгорье.
Дайдухул-Сохор и Чиледу остановились за деревьями. Прикрывая
ладонью глаза от солнца, Чиледу всматривался в неподвижные
ряды меркитских воинов, и давний, забытый страх холодком
просквозил душу. Но на этот раз он боялся не за свою жизнь, а за
жизнь сына и всех дорогих его сердцу хори-туматов.
–
Дайдухул-Сохор, позволь мне поговорить с Тайр-Усуном.
Дайдухул-Сохор щурил глаза от солнца, бьющего в лицо,
обеспокоенно мял в руках прядь лошадиной гривы.
–
Поедем вместе. – Дайдухул-Сохор обернулся к воинам:
–
Смотрите в оба.
Шагом выехали из леса. Серый конь под Дайдухул-Сохором
запнулся о камень. Это была плохая примета. Дайдухул-Сохор
рванул поводья, зло хлестнул плетью по круто изогнутой шее.
Лошадь пошла боком, часто перебирая ногами и всхрапывая.
Ряды меркитских воинов шевельнулись, раздвинулись. Вперед
выехал Тайр-Усун. Время избороздило его худое лицо мелкими
морщинами, но выпуклые глаза смотрели молодо, остро. Узнав
Чиледу, он приоткрыл от удивления рот, тут же стиснул зубы, и
жесткая складка легла возле губ. Повернулся к Дайдухул-Сохору:
–
Ты привел своих воинов, чтобы они встали под туг доблестного
Тохто-беки. Ты поступил мудро.
–
Нет, Тайр-Усун. – Дайдухул-Сохор выпрямился в седле, оперся
правой рукой о переднюю луку. – Вы же знаете, наши земли
обширны и малолюдны.
Если я отдам вам воинов, кто станет защищать очаг отцов?
–
Для чего же ты приехал? – Тайр-Усун подался вперед. – Или ты
не понял слов моих посланцев?
–
Я все хорошо понял. И потому я тут со своими воинами. Мы
будем сражаться. Но перед этим мы хотим вам сказать: уходите.
Мы жили с вами в мире многие годы, не делали вам зла. Все будет
по-старому, если вы уйдете.
Тайр-Усун зло рассмеялся.
–
Вы живете в лесу и не видите, что делается в мире. Ни одно
племя не может жить по-старому. Или вы пойдете с нами, или вас
возьмет под свою тяжелую руку хан Тэмуджин. А может быть, уже
поддались ему? Я вижу тут Чиледу. А он, был слух, служит хану.
–
Я ему служил, – мягко, стараясь не озлоблять Тайр-Усуна, начал
Чиледу. – Теперь вернулся на землю моих предков…
–
Тебя отпустил хан? – перебил его Тайр-Усун.
–
Я бежал от него.
–
Ты предал и хана! Сначала ты, ничтожный, предал нас, потом
хана. С кем ты водишь дружбу, Дайдухул-Сохор? Так же, как
других, этот раб предаст и тебя. Он уже сумел вложить в твои уста
свои слова. Ты говоришь чужим голосом, Дайдухул-Сохор!
–
Тайр-Усун, мы приехали к тебе не для того, чтобы ты обличал
нас, как собственных рабов, укравших мясо из котла. – Дайдухул-
Сохор нахмурился. – Мы уезжаем. Собирайся в дорогу и ты.
Он повернулся спиной к меркитским воинам, поехал. Стал
разворачиваться и Чиледу. Тайр-Усун что-то крикнул своим.
Несколько человек отделились от строя, хлестнули коней. Чиледу
выхватил меч, свалил налетевшего сбоку воина, крикнул Дайдухул-
Сохору:
–
Беги!
Но тот не стал убегать, обнажил меч, рубанул одного меркита по
голове, второго ударил наотмашь по груди. Меркиты замешкались.
Чиледу и Дайдухул-Сохор оторвались от погони, помчались к лесу.
Над их головами со свистом полетели стрелы. Чиледу оглянулся.
Теперь все меркиты мчались за ними, на ходу натягивая луки.
Возле самого леса стрела настигла Дайдухул-Сохора, впилась в
спину.
Он круто выгнулся, уронил меч, повалился из седла. Чиледу
подхватил его, вырвал стрелу. Навстречу из леса выскакивали
воины хори-туматов, с криком и визгом проносились мимо. За
спиной загудело сражение.
В лесу, остановив коней, Чиледу снял Дайдухул-Сохора, положил
на землю. На его губах пузырилась кровавая пена, он что-то
порывался сказать, но не мог.
Шум сражения приближался. Хори-туматы откатывались в лес. С
Дайдухул-Сохором на руках Чиледу поднялся в седло. Им владела
одна мысль спасти Дайдухул-Сохора. И, не прислушиваясь к шуму
сражения, не думая, чем оно кончится, помчался по узкой тропе к
тому месту, где оставили Ботохой с пешими лучниками.
Прискакал, загнав лошадь. Множество рук протянулось к
Дайдухул-Сохору. Положили на разостланную кошму. Чиледу
склонился над ним.
Дайдухул-Сохор был мертв.
Подошла Ботохой-Толстая. Легко, как младенца, подняла мужа на
руки, приложилась ухом к его груди. Ее губы округлились,
вытолкнув глухой стон:
–
О-о-о!
Бережно положила мужа на кошму, медленно выпрямилась,
посмотрела в ту сторону, откуда наплывал шум сражения… Глаза
ее горели черным огнем.
Хори-туматы бежали, преследуемые меркитами по пятам.
Проскочив узкий проход между двух гор, они спешивались,
карабкались на крутые склоны, к укрывшимся лучникам. Прячась
за рогатым выворотнем, Чиледу провожал взглядом каждого
конного воина. Олбора среди них не было. Промчались последние
хори-туматы. В проход густой толпой, с победными криками,
навстречу своей гибели хлынули меркиты.
Чиледу понял: сына он больше никогда не увидит.
Do'stlaringiz bilan baham: |