И возрастная психология

Эриксон Э.
ОТРОЧЕСТВО
1
 
С прогрессом технологии связано расширение временных рамок подросткового 
возраста – периода между младшим школьным возрастом и окончательным получе-
нием специальности. Подростковая стадия становится все более заметной, и, как это 
традиционно существовало в истории некоторых культур, эта стадия является ка-
ким-то особым способом существования между детством и взрослостью. На первый 
взгляд кажется, что подростки, зажатые в кольцо физиологической революцией по-
лового созревания и неопределенностью будущих взрослых ролей, полностью заня-
ты своими чудаковатыми попытками создать собственную подростковую субкуль-
туру. Они болезненно, а чаще, по внешнему впечатлению, странно озабочены тем, 
что их собственное мнение о себе не совпадает с мнением окружающих их людей, а 
также тем, что их собственные идеалы не являются общепринятыми. В своих поис-
ках нового чувства преемственности и самотождественности, которое теперь долж-
но включать половую зрелость, некоторые подростки вновь должны попытаться 
разрешить кризисы предшествующих лет, прежде чем создать для себя в качестве 
ориентиров для окончательной идентификации устойчивые идолы и идеалы.
Помимо всего прочего, они нуждаются в моратории для интеграции тех элемен-
тов идентичности, которые выше мы приписывали детским стадиям: только это, те-
перь более широкое единство, расплывчатое пока в своих очертаниях и одновре-
менно сиюминутное в своих запросах, замещает детскую среду «обществом». Сово-
купность этих элементов составляет список основных подростковых проблем. 
Если самая ранняя стадия завещала «кризису идентичности» важную потреб-
ность в доверии себе и другим, то ясно, что подросток особенно страстно ищет тех 
людей и те идеи, которым он мог бы верить. Это в свою очередь означает, что и ока-
завшиеся в этой роли люди и идеи должны доказать, что они заслуживают доверия. 
<…> В то же самое время подросток боится быть обманутым, доверившись просто-
душным обещаниям окружающих, и парадоксально выражает свою потребность в 
вере громким и циничным неверием. Если достижения второй стадии связывались с 
тем, чего ребенок свободно желает, то подростковый период характеризуется поис-
1
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. – М.: Прогресс, 1996. – С. 139–145.

---

– 220 – 
ком возможностей свободного выбора подростком путей исполнения своих обязан-
ностей и своего долга и в то же время смертельной боязнью оказаться слабаком, на-
сильно вовлеченным в такую деятельность, где он будет чувствовать себя объектом 
насмешек или ощущать неуверенность в своих силах. Это также может вести к па-
радоксальному поведению, а именно к тому, что вне свободного выбора подросток 
скорее будет вести себя вызывающе в глазах старших, чем позволит принудить себя 
к активности, позорной в своих собственных глазах или в глазах сверстников. 
Если безграничное воображение того, кем некто мог бы стать, есть наследие 
возраста игры, то становится понятно, почему подросток готов доверять тем сверст-
никам и тем действительно направляющим, ведущим или же вводящим в заблужде-
ние старшим, которые зададут образные, если не иллюзорные границы его устрем-
лениям. Лишним доказательством этого может служить то, что он страстно протес-
тует против любых «педантичных» ограничений его представлений о себе и может 
громогласно настаивать на своей виновности даже явно вопреки собственным инте-
ресам. Наконец, если желание что-то хорошо делать становится завоеванием млад-
шего школьного возраста, то выбор рода занятий приобретает для подростка боль-
шее значение, чем вопрос о зарплате или статусе. По этой причине некоторые под-
ростки предпочитают временно вовсе не работать, чем быть вынужденными встать 
на путь перспективной карьеры, обещающей успех, но не дающей удовлетворения 
от самой работы. В каждый конкретный исторический период эта часть юношества 
оказываете на волне общей технологической, экономической или идеологической 
тенденции, как бы обещающей все, что только может запросить юношеская виталь-
ность. 
Поэтому отрочество – наименее «штормовой» период для той части молодежи, 
которая хорошо подготовлена для приобщения к расширяющимся технологическим 
тенденциям и поэтому может идентифицировать себя с новыми ролями, предпола-
гающими компетентность и творчество, и полнее предвидеть неявную перспективу 
идеологического развития. Там, где этого нет, сознание подростка с очевидностью 
становится идеологичным, следующим внушаемой ему унифицированной традиции 
или идеям, идеалам. И конечно, именно идеологический потенциал общества наи-
более отчетливо говорит с подростком, так жаждущим поддержки сверстников и 
учителей, так стремящимся воспринять стоящие, ценные «способы жизни». С дру-
гой стороны, стоит молодому человеку почувствовать, что его окружение опреде-
ленно старается отгородить его от всех тех форм выражения, которые позволяют 
ему развивать и интегрировать свой следующий жизненный шаг, как он начнет со-
противляться этому с дикой силой, пробуждающейся у зверя, неожиданно оказав-
шегося перед необходимостью защищать свою жизнь. Поскольку, конечно, в соци-
альных джунглях человеческого существования без чувства идентичности нет ощу-
щения жизни. 
Зайдя так далеко, я хотел бы привести один пример (который оцениваю как 
структурно репрезентативный), когда молодой человек смог справиться с пережит-
ками негативной идентичности. Я знал Джин еще до того, как она вступила в пубер-
тат. Тогда она была довольно толстой девочкой, демонстрировала множество 
«оральных» черт прожорливости и зависимости и в то же время была настоящим 
сорванцом, страшно завидовала своим братьям и постоянно соперничала с ними. Но 
Джин была умненькой, и что-то было в ней (так же, как и в ее матери) обещавшее, 
что все, в конце концов, образуется. Мне, как клиницисту, любопытно было уви-
деть, как она справится со своей прожорливостью и страстью к соперничеству, ко-

---

– 221 – 
торые проявлялись ранее. Может ли так случиться, что подобные вещи просто рас-
творятся в предстоящем взрослении? Однажды осенью, в конце ее отрочества, Джин 
не вернулась в колледж с ранчо, находящегося на Западе, где она проводила лето. 
Она попросила родителей разрешить ей остаться, и те, просто из либеральности, 
предоставили ей этот мораторий. 
Той зимой Джин ухаживала за новорожденными телятами и должна была даже 
ночью кормить из бутылочки животных, которые в этом нуждались. Получив, несо-
мненно, определенное удовлетворение для самой себя, а также изумленное призна-
ние со стороны ковбоев, она вернулась домой к своим обязанностям. Я почувство-
вал, что она нашла возможность (и осталась ей верной) активно делать для других 
то, что она привыкла, чтобы делали для нее. Последнее и проявлялось в переедании. 
А теперь она научилась сама кормить нуждающиеся молодые рты, но делала это в 
таком контексте, который, переведя пассив в актив, также перевел сформировав-
шийся ранее симптом в социальное действие. 
Кто-то может сказать, что в девушке просто проснулось «материнство», но это 
было такое материнство, которое характерно и для ковбоев. Сделанное принесло Джин 
признание «мужчины мужчиной», равно как и женщины мужчиной, и, кроме того, дало 
подтверждение ее оптимизму, то есть ее ощущению, что можно что-то сделать, что бы-
ло бы полезно и ценно и находилось бы в общей струе идеологической тенденции, где 
это имеет непосредственный практический смысл. Эффективность занятия такой само-
стоятельной «терапией» зависит, безусловно, от того, чтобы подобная свобода действий 
была предоставлена подростку в нужном состоянии души и в нужное время. В будущем 
я намереваюсь посвятить исследованию подобных историй отдельную работу, в кото-
рой будут отражены мои многолетние наблюдения за молодыми людьми с их неис-
черпаемыми потенциальными возможностями. 
Отчуждением этой стадии является спутанность идентичности, которая в ее 
клинических и биографических деталях будет проанализирована в следующей главе. 
Неспособность многих молодых людей найти свое место в жизни базируется на пред-
шествующих сильных сомнениях в своей этнической или сексуальной идентичности, 
или ролевой спутанности, соединяющейся с застарелым чувством безнадежности. В 
этом случае делинквентные и «пограничные» эпизоды не становятся чем-то уникаль-
ным. Один за другим, сбиваемые с толку собственной неспособностью принять навязы-
ваемую им безжалостной стандартизацией американского отрочества роль, молодые 
люди так или иначе пытаются уйти от этого, убегая из школы, бросая работу, бродя где-
то по ночам, отдаваясь странным и неприемлемым занятиям. Для подростка, однажды 
признанного «делинквентным», самым большим желанием, а часто и единственным 
спасением является отказ его старших друзей, наставников, представителей судебных 
органов припечатывать ему и в дальнейшем патологический диагноз и соответствую-
щие социальные оценки, игнорирующие специфику отрочества. Именно здесь, как мы 
впоследствии увидим более детально, проявляется практическая клиническая ценность 
концепции спутанности идентичности, потому что если правильно поставить диагноз 
таким подросткам и правильно с ними обращаться, то окажется, что многие психотиче-
ские и клинические инциденты в этом возрасте не имеют такой фатальной значимости, 
которую они могли бы иметь в других возрастах. 
В целом можно сказать, что более всего беспокоит молодых людей неспособность 
установить профессиональную идентичность. Чтобы сохранить свою общность, они 
временно начинают идентифицироваться с героями своих групп, клик, толп вплоть 
до возможной полной потери своей индивидуальности. На этой стадии, однако, даже 

---

– 222 – 
«влюбленность» не есть полностью или даже в первую очередь проблема секса. До оп-
ределенной степени подростковая любовь – это попытка прийти к определению собст-
венной идентичности через проекцию своего диффузного образа «я» на другого и воз-
можность таким образом увидеть этот образ отраженным и постепенно проясняющим-
ся. Вот почему во многом юношеская любовь – это беседа, разговор. С другой стороны, 
прояснения образа «я» можно добиться и деструктивными мерами. Молодые люди мо-
гут становиться заметно обособленными, приверженными только своему клану, нетер-
пимыми и жестокими по отношению к тем, кого они отвергают, потому что те, другие, 
«отличаются от них» по цвету кожи или культурному происхождению, по вкусам или 
дарованиям, а часто только по мелким деталям одежды и манерам.
В принципе важно понять (но не значит оправдать), что такое поведение может 
быть временно необходимой защитой от чувства потери идентичности. Это неиз-
бежно на этапе жизни, когда наблюдается резкий рост всего организма, когда созре-
вание половой системы наводняет тело и воображение всевозможными импульсами, 
когда приближаются интимные отношения с другим полом. В данной ситуации мо-
лодой человек может предпринять какие-то действия, в результате которых его 
ближайшее будущее субъективно предстанет перед ним противоречивым и полным 
альтернатив. Подростки не только помогают друг другу на время избавиться от это-
го дискомфорта, формируя группы и стереотипизируя самих себя, свои идеалы и 
своих врагов; они также постоянно проверяют друг друга на способность сохранять 
верность при неизбежных конфликтах ценностей. 
Готовность к таким проверкам помогает объяснить <…> привлекательность 
простых и жестоких тоталитарных доктрин для молодежи определенных стран и 
классов, потерявшей или теряющей свою групповую идентичность – феодальную, 
аграрную, родовую, национальную. Демократия сталкивается с необходимостью 
решения трудной задачи убедить эту суровую молодежь в том, что демократическая 
идентичность может быть сильной и вместе с тем устойчивой, мудрой и при этом 
детерминированной. Но индустриальная демократия выдвигает свои проблемы, де-
лая акцент на самостоятельном формировании идентичности, готовой к тому, чтобы 
воспользоваться множеством шансов, приспособиться к меняющимся обстоятельст-
вам бумов и банкротств, мира и войны, миграции и вынужденной оседлости. Поэто-
му демократия должна дать своим подросткам идеалы, которые могли бы разделять 
молодые люди самого разного происхождения и которые бы подчеркивали автоно-
мию в форме независимости и инициативу в форме конструктивной работы. Эти 
обещания, однако, нелегко исполнить во все: более и более усложняющихся и цен-
трализованных системах индустриальных, экономических и политических органи-
заций, которые, на словах ратуя за самостоятельно; формируемую идентичность, на 
деле все яростнее ее отвергают. Для многих молодых американцев это тяжело так 
как все их воспитание было основано на развития полагающейся на свои собствен-
ные силы личности, зависимой от определенного уровня выбора, от стойкой веры в 
свой индивидуальный шанс, от твердого стремления к свободе самореализации. 
Мы говорим здесь не просто о каких-то высоких привилегиях и идеалах, а о 
психологической необходимости, поскольку социальным институтом, отвечающим 
за идентичность, является идеология. Кто-то может видеть в идеологии отображение 
аристократии в самом широком смысле, означающее, что внутри определенного 
представления о мире и истории придут к управлению лучшие люди, а управление в 
свою очередь будет развивать лучшее в людях. Чтобы со временем не пополнить 
ряды так называемых «потерянных», молодые люди должны как-то убедить себя в 

---

– 223 – 
том, что в предвосхищаемом ими взрослом мире те, кто преуспевают, одновременно 
и взваливают на свои плечи обязательства быть лучшими. Именно через их идеоло-
гию социальные системы проникают в характер следующего поколения и стремятся 
«растворить в его крови» живительную силу молодости. Таким образом, отрочест-
во – это жизненный регенератор в процессе социальной эволюции, поскольку моло-
дежь может предложить свою лояльность и энергию как сохранению того, что про-
должает казаться истинным, так и революционному изменению того, что утратило 
свою обновляющую значимость. 
Для большей наглядности «кризис идентичности» можно изучать по художествен-
ным творениям и оригинальным деяниям великих людей, которые смогли решить его 
для себя, лишь предложив современникам новую модель решения. Подобно неврозу, в 
каждый данный период отражающему на новый лад вездесущий исходный хаос челове-
ческого существования, творческий кризис порой демонстрирует уникальные для данно-
го периода решения. <…> Но есть и третье проявление пережитков детства и отрочества: 
это объединение индивидуальных кризисов в групповые временные сдвиги, доходящие 
до коллективной «истерии». По творческим кризисам иных говорливых лидеров можно 
судить о скрытых кризисах их последователей. Более трудно выделить кризисные сим-
птомы в спонтанных групповых образованиях, которые не определяются их лидером. Но 
в любом случае вряд ли будет полезно обозначать иррациональность масс клиническим 
термином. Невозможно поставить клинический диагноз, сколько истерии у молодой мо-
нахини, участвующей в конвульсивных заклинаниях, или сколько «садизма» у юного 
нациста, которому приказали участвовать в массовом параде или массовом убийстве. Мы 
можем лишь в порядке рабочей гипотезы указать на некоторую близость между индиви-
дуальным кризисом и групповым поведением для того, чтобы отметить, что в данный 
исторический период они оказываются между собой в какой-то трудноуловимой связи. 
Но прежде чем мы погрузимся в клинические и биологические проявления того, 
что мы называем спутанностью идентичности, заглянем за «кризис идентичности». 
Слова «за идентичностью», конечно, могут быть поняты двояко, и оба эти понима-
ния важны для обсуждаемой проблемы. Они могут означать, что в человеческой 
сущности есть многое, кроме идентичности, что в каждом индивиде действительно 
есть его «я», есть центр сознания и воли, который может трансцендировать и дол-
жен пережить психологическую идентичность, которой посвящена эта книга. В ка-
ких-то случаях кажется, что очень рано развивающаяся самотрансцендентность да-
же сильнее чувствуется в преходящих проявлениях юности, как если бы чистая 
идентичность должна была бы сохранять свободу от психосоциального вторжения. 
Тем не менее никакой человек (кроме человека, «горящего» и умирающего, подобно 
Китсу, который смог сказать об идентичности словами, принесшими ему всемирную 
славу) не может трансцендировать, выйти за свои границы в юности. <…>