|
Поет зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает...
А по двору метелица
Ковром шелковым стелится.
Улыбнулись сонные березки,
Растрепали шелковые косы.
Дремлет лес под сказку сна...
Есенинская метафора бывает и именной и глагольной, каждая из которых, в свою очередь, подразделяется на неолицетворяющую и олицетворяющую. Именная неолицетворяющая: «снег черемухи» – ‘цветы’ и олицетворяющая: «желтый лик» – ‘диск месяца’, глагольная неолицетворяющая: «сокроюсь могилой» – ‘умру’ и олицетворяющая: «колокола заплакали» – ‘зазвонили’. Таким образом, существительное является основой есенинской метафоры, а олицетворения и сравнения «держатся» на глаголе.
Есенинская метафоричность становится более «скрытой». Самые казалось бы простые слова (снег, цветение, голубой и т.д.) метафоризуются, неся в себе дополнительный художественный смысл, полученный в контексте есенинского творчества. Он часто прибегает к приему олицетворения. Черемуха у него «спит в белой накидке», вербы плачут, тополи шепчут, «туча кружево в роще связала», «пригорюнились девушки – ели», «улыбнулась солнцу сонная земля», «словно белою косынкой подвязалася сосна», «заря окликает другую», «плачет метель, как цыганская скрипка», и «березы в белом плачут по лесам», «кленочек маленький матке зеленое вымя сосет», «тихо – в чаще можжевеля по обрыву, осень – рыжая кобыла – чешет гриву», «вечер, свесившись над речкой полощет водою белой пальцы синих ног», сосна «покачнулась как старушка», «чистит месяц рога». Заря, дороги, реки, небо, кусты, болота, месяц, поля, травы – все в стихах Есенина движется, живет вместе с человеком. Болото «курит облаком», ивы «вызванивают в четки».
На характере есенинской образности сильно сказалось вхождение поэта в 1919 году в группу имажинистов, утверждавших, что стихотворение «не организм, а толпа образов». Поэт буквально перенасыщает свои произведения метафорами, эпитетами, сравнениями, огрубляет и приземляет поэтическую речь, создает вычурные и отталкивающие образы:
«сломав зари застенок»,
«клещи рассвета»,
«выдергивают звезды, словно зубы»,
«человеческое мясо грызть»,
«зари жёлтый гроб»,
«глаза… как два цепных кобеля»,
«тень с верёвкой на шее безмясой»,
«луны лошадиный череп каплет золотом сгнившей слюны» и т.п.
Характерный для народного творчества психологический параллелизм в изображении природы получил в лирике Есенина своеобразное развитие, творческую самостоятельность и законченность. В устной поэзии нашего народа издавна существует один из приемов усиления эмоциональности-повтор. Эта черта в высшей степени присуща есенинскому творчеству. «Уж ты, радость ты, моя радость, Ты куда же, радость, девалась?» – пел народ в своих песнях. И, как отклик на это, звучат слова Есенина: «Где ты, где моя тихая радость?», «Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?». «Ветры мои, ветры, вы, буйные ветры!» – слышится голос народного певца. И ему как бы вторит поэт: «Ветры, ветры, о, снежные ветры!», «Эх, ты, молодость, буйная молодость...», «Клен ты мой осенний, клен заледенелый...», «Русь моя, деревянная Русь...», «Мир таинственный, мир мой древний...».
В силу своей строго упорядоченной структуры, повторы выступают в качестве одного из ритмообразующих факторов поэтической речи, тем самым отличая ее от других видов художественной речи. При этом повтор одних и тех же элементов в поэзии редко связан с избыточностью, напротив – он всегда способствует увеличению информации, что и обеспечивает ему высокую степень экспрессивности. Этот прием повторения однородных слов и выражений делает стихи эмоционально насыщенными, певучими, способствует усилению лирического настроения. Используя прием повтора, Есенин вывел его за рамки обращения человека к природе. Словесные повторы помогают поэту вести напряженный лирический монолог, придают взволнованность его речи. А Есенин всегда взволнован – в грусти, в радости ли. Он никогда не бывает равнодушным и бесстрастным [13, c. 37-46].
Язык Есенина целиком уходит своими корнями в русскую национальную почву, но это не приводит его к увлечению архаикой, хотя язык поэм он насыщал архаизмами («вежды», «небесные дщери», «отче» и т.п.). Скорее, это была стилизация под архаику, продиктованная условно-символическим замыслом этих поэм. Позже Есенин решительно отказывается от церковно-славянской архаики. Вместе с тем Есенин не отказывается от исконно русских слов, дошедших до нас из глубокой древности:
«благословенное страданье»,
«сонм чувств»,
«златой родник»,
«хладная планета»,
«мирные глаголы»,
«душой своей опальной» и т.п.
Использование подобной лексики было подчинено все той же задаче усиления эмоционального воздействия стиха.
Do'stlaringiz bilan baham: |
