Глава I. Приход к власти Караханидов

2.2 Перемены в общественных отношениях в Мавераунахре при Караханидах в 11-12 веках
Падение саманидского государства и приход к власти караханидов в Мавераннахре нельзя рассматривать только как смену таджикской династии тюркской. Изменения, которые произошли в Средней Азии, были более глубокими и захватили все стороны политической и социальной жизни. Прежде всего рухнула вся система централизованного государства, укрепить которое наиболее яркие представители династии саманидов стремились на протяжении целого столетия. Вместо единого централизованного государства караханиды создали удельную систему управления страной. Все земли от Кашгара до Аму-дарьи считались собственностью караханидского дома, глава которого—великий хан—сидел чаще в Кашгаре, реже в Баласагуне. Глава ханского дома носил титул «хана ханов» или «султана султанов», наподобие иранского верховного титула «царя царей» («шаханшах»). В источниках глава караханидского ханского дома часто именуется «тамгач-хан» или «табгач-хан». Этим титулом тюрки называли и китайского императора. Караханидское государство делилось на отдельные части—уделы, во главе которых стояли члены караханидского дома, носившие титул плек-ханов. Ибн-алчАсир, арабский историк начала XIII в., один из лучших в свое время знатоков истории караханидов и сельджукидов, приводит пример распределения уделов между отдельными членами ханского дома. Рассказывая о событиях 1043—1044¹² гг., ибн-ал-Асир замечает, что Шереф-яд-Даула, владетель Баласагуна и страны тюрков, разделил все принадлежавшие ему области1 между братьями, сыновьями и другими подчинявшимися ему родственниками. Так, брату своему Арслан-Тегину он передал много тюркских городов, другому брату— Богра-хану дал Тараз и Исфиджаб, дяде своему Туган-хану—всю Фергану, а себе оставил Баласагун и Кашгар. Связь между илек-ханами и хаком-ханов не была прочной.

Удельные князья—илек-ханы, жили между собой в постоянной вражде, стремились к самостоятельности и потому чаще всего были в плохих отношениях с главой караханидского дома, к тому же обычно сидевшим в отдаленном от Мавераннахра КаШгаре. До падения саманидского государства столицей караханидов был Баласагун. В XI в. та'мгач-ханы жили большей частью в Кашгаре. Одно время, во всяком случае, ранее 1072 г.< столицей караханидского государства сделался Узген, ныне небольшой город Киргизской ССР в восточной части Ферганской долины. Впоследствии, в конце XI в., Узген стал центром Ферганского удела караханидов39. Наибольшее значение из караханидских удельных князей имел и^ек-хан Мавераннахра, обычно сидевший в Самарканде. В источниках мало отразилась организация управления в уделах. После завоевания караханидским илек-ханам помогали в управлении те же самые люди, которые раньше служили гражданскими чиновниками при саманидах, а затем перешли на службу к новой династии, тем более, что караханиды их почти не преследовали. Хоья сама система управления в уделях и не повторяла польностью порядков при саманидах, однако многие должности сохранили прежнее значение. При илек-ханах¹³ состояли везиры, сахиб(-бериды, мустауфи и другие. В городах сохранились знакомые нам по саманидской эпохе должностные лица: хакимы, раисы« мухтасибы и т. д. В еще меньшей мере претерпела изменения иерархическая структура мусульманского духовенства, с которым караханиды сразу же установили самые тесные, дружественные отношения. В этом вопросе илек-ханы и тюркская военная знать продолжали традицию союза, который был заключен тюркской гвардией еще при саманидах с самой реакционной частью мусульманского духовенства. При караханидах авторитет имамов, сейидов, шейхов, садров стоял высоко, как никогда. Караханидское завоевание ускорило наметившийся во второй половине X в. процесс распада не только централизованного государства, но и старых форм крупного землевладения.

В исторических и географических сочинениях X—XIII вв. имеется весьма скудный материал относительно общественного строя караха- кидского государства, ообенно о раннем периоде его существования (конецХи первая половинаXI вв.). Выше мы видели, что караханидское государство простиралось от Кашгара до Аму-дарьи. Хотя Семиречье и лежит за пределами средневекового Мавераннахра, однако было бы неправильным совсем обойти молчанием эту, игравшую чрезвычайно важную роль в истории караханидского государства, территорию. В первой половине XI в. Семиречье имело не только огромное политическое и культурное значение; его общественные порядки не могли не оказать влияния на общественную жизнь во всех остальных областях караханидского государства, в частности, и в Мавераннахре. Нигде в караханидском государстве соседство культурной земледельческой полосы с кочевой степью не играло такой роли„ как в Семиречье. Первый вопрос, который должен поставить перед собой каждый исследователь эпохи,—это вопрос о том, как относились караханидские ханы, вышедшие из кочевой среды, к оседлому населению городов и селений, т. е. какова была их политика в этом отношении. Ответ на этот вопрос дает замечательный памятник XI в. «Кудат- ку-Билик»,—литературное произведение Юсуфа хас хяджиба Баласа- гуни¹⁴, написанное в 1069 г. Сочинение это носит дидактический характер и в полной мере отражает взгляды господствующих слоев обществ, близко стоявших к самой верхушке власти. Жил хаджнб Юсуф Баласагуни в разных местах восточных областей караханидского государства и особенно хорошо знал города Баласагун и Кашгар, где не раз имел возможность ознакомиться с придворной средой ханского дома. Неслучайно поэтому свое произведение он посвятил одному из карахаиидских тамгач-ханов. «Кудатку-Билик» часто привлекался как ценнейший памятник тюркского языка XI в. для решения ряда вопросов чисто лингвистического и филологического порядка, но как исторический источник, особенно по вопросам социальной истории,

«Кудатку-Билик» привлечен был по-настоящему впервые А. А. Валитовой. Весьма ценными в опубликованной ею статье нужно признать приводимые ею в русском переводе выборки тех мест из «Кудатку-Билик», которые наиболее важны г точки зрения истории общественных отношений. Хаджиб Юсуф Баласагуни, караханидский тюрк по происхождению, являлся типичным городским жителем и отличался большой образованностью. Он принадлежал к наиболее прогрессивным слоям общества сЕоего времени. Он не колебался в выборе между кочевым и оседлым порядка'ми общественной жизни. Для него земледелец и ремесленник были более полезными' для общества людьми, чем кочевник-скотовод. В духе этих взглядов он и высказывается в своем дидактическом произведении, как должна относиться власть к разным классам окружавшего его общества: «Земледельцы (тарыкчилар), как видишь, составляют еще один род людей,—пишет хаджиб Юсуф Баласагуни.—Они необходимые люди, это ясно.
Хаджи Юсуф особенно восхваляет ремесленников: «Все они необходимые для тебя люди, близко держи их, полезных, великих: кузнецов, (темирчи), ткачей (тукучи), сапожников (утукчи), водовозов (сучи)¹⁵, седельщиков (эгорчи), каменотесов (бедизчи), мастеров стрел (укчи) и мастеров луков (джаачи). От перечисления их (всех) мой язык удлинился, тебе слушать (придется), все мои слова удлиняются. Добро этого мира идет от них. Как много удивительных вещей они делают». Так же восхваляет хаджиб Юсуф Баласагуни и купцов: «Если китайские караваны срежут торговые флаги, то откуда ты сможешь получить тогда десятки тысяч драгоценностей? Если торговцы не станут объезжать мир, то как смогут видеть твои глаза нанизанный жемчуг? Если бы мой язык вздумал в этом мире все перечислить, то нужно было бы много слов, потому придержу я язык. Подобны этому все торговые люди: обходись с ними, держи открытой твою дверь». Иное отношение у хаджиба Юсуфа к кочевникам-скотоводам.
Признавая их полезность, считая, что у них «кумыс, молоко, шерсть, жир, творог и сыр», он в то же время подчеркивает, что «мудрости они не имеют». У них нет законов, потому «говори им хорошие слова, но не называй их друзьями. Они низменны, невежественны и глупы». Приведенные места характеризуют не только прогрессивный образ мыслей самого автора «Кудатку-Билик»40, но и указывают на тот определенный политический курс, которого в конце X и XI вв. придерживались караханидские ханы. Последние прекрасно понимали культурное значение земледельческой полосы, особенно городской жизни, и если не Бее они сами переходили к оседлости, то все же старались связать себя с городами, делая некоторые из них своими столицами—Кашгар, Бала- сагун, Тараз, Узген, Самарканд,. Бухару и др. Здесь они строили своп дворцы и иногда проводили в них зимние месяцы. Такой же политики по отношению к оседлой полосе караханидские ханы придерживались в Мавераннахре Однако они не могли принять целиком тех порядков, которые там застали, а лишь приспособили их к интересам как своим, так и той военно-кочевой аристократии, которую возглавляли и представляли. Когда началось караханидское движение, высший класс саманидского общества—дехканство—в лице своих наиболее
богатых и влиятельных фамилий, быстро и решительно перешел на сторону новых завоевателей. Дехканство рассчитывало с помощью караханидов свалшь ненавистную самапидскую династию; кроме того, оно почему-то было уверено, что караханиды власти не удержат. Жизнь показала, что они жестоко ошиблись. Караханиды прекрасно понимали истинные намерения дехкан, видели, что, кроме затруднений, они им ничего не принесут и начали против них политику гонений. Повидимому, временами эта политика была очень энергична и сурова, так как за караханидский период истории Мавераннахра постепенно сошли с политической сцены почти все главные дехканские фамилии, а вместе с ними прекратили существование и их родовые владения.

В. В. Бартольд¹⁶ в своих работах не раз отмечает, что ко времени монгольского завоевания, т. е. к началу XIII в., источники почти совсем прекратили упоминать о дехканах, как о крупных землевладельцах. Процесс постепенного уничтожения дехканства протекал весьма болезненно, что видно из следующего рассказа переводчика книги Наршахи «История Бухары» Ахмеда ибн-Мухаммеда ибн-Насра. Говоря о весьма высоких ценах на землю в Бухаре и ее ближайших окрестностях во времена Наршахи, он заявляет,, что в его время земли в местности Кушк-и-муган были настолько обесценены, что их отдавали даром, но никто не хотел их брать. Если кто и покупал землю, она у него оставалась пустой, вследствие насилий и жестокостей, какие приходилось переносить подданным41. Ахмед ибн-Мухам'мед ибн-Наср, по его собственным словам, перевел книгу Наршахи в 522 (1128) г. Таким образом, он жил через 100 лет после упрочения власти1 караханидов. Говоря о полном обесценении земельной собственности вследствие творимых насилий и жестов- костей, он, конечно, имел в виду прежде всего крупное землевладение в лице собственников-дехкан. Если дехканство, как институт крупных землевладельцев, и сошло с исторической сцены в результате решительной политики караханидов, то самый термин не исчез, но существенно изменил свое значение. Им обозначали теперь лишь мелких земледельцев-общинников, т. е. крестьянство. Вместе с дехканством сошел с исторической сцены и определенный тип крупных землевладельцев, которые не несли никакой службы, связанной с владением землей. После завоевания караханидами Средней Азии, а сельджукидами— Ирана, в XI в. усиливается распространение условного землевладения, известного на мусульманском Востоке под именем «икта». Под ним тогда прежде всего, подразумевали особый тип земельного пожалова- ни я, с которым связано было систематическое получение определенных доходов.

В юридической литературе XI—XIII вв., составленной преимущественно на арабском языке, а также в сочинении «Сиасет-намэ» {«Книга об управлении»), написанном Низам-ал-Мульком, везиром сельджукидского султана Мелик-шаха (1072—1092 гг.), икта рассматривалось как пожалование, с которым связано временное, но систематическое получение доли определенных государственных поступлений, в первую очередь, с хараджа. У Низам-ал-Мулька в «Сиасет-намэ»¹⁷ имеется целая глава, посвященная «икта» и держателям «икта», которых называли «мукта» («мукта»—арабская форма; «иктадар»—персидская форма для обозначения того же держателя «икта»). Приведем главное место из этой главы, в котором Низам-ал-Мульк определяет, что такое икта и каковы права мукта. Мукта, пишет Низам-ал-Мульк, т. е. те, кто держит икта, должны знать, что они не могут взимать' с крестьян ничего другого, кроме предоставленной им законной подати, которую они с них могут брать только хорошим способом. И когда они (мукта) ее, законную подать, взимают, то крестьяне должны быть спокойны за свою жизнь, имущество, жен и детей, а также за орудия и земельные участки, так как у мукта (иктадаров) на все это права нет., Если крестьяне пожелают придти ко двору и довести до сведения правителя о своем положении, то они (мукта) не могут их от этого удерживать, и всякого мукта, кто иначе поступит,, укротят, икта отберут, а его накажут, чтобы другим это послужило назидательным примером. Из приведенного текста видно, что мукта имеет право взимать с крестьян данного селения или группы селений только определенную специальным постановлением подать то есть (частично или целиком) харадж и другие налоги в тех размерах, в которых крестьяне вносили их в казну до пожалования икта иктадару. Мукта имеет право не на самую землю, а только на долю продукта крестьянского труда в виде подати или налога. Более того, мукта не имеет права распоряжаться имуществом и личностью сидящих на земле крестьян; иначе говоря, Низам-ал-Мульк отрицает юридически оформленное прикрепление крестьян к владельцу икта.
Однако указание Низам ал-Мулька о том, что мукта, поступающие иначе, т. е. налагающие руки на имущество и личность сидящих на земле крестьян, подлежат ответственности, говорит о том, что многие мукта фактически проводили в жизнь это прикрепление уже во времена Низам ал-Мулька, т. е. в конце XI в.
К сожалению, в нашем распоряжении не имеется данных о том, располагали ли крестьяне в XI в. в Средней Азии и Иране свободой' передвижения или же были лишены такой свободы. В икта жаловались не только земли с сидящими на ней крестьянами; государственная власть могла передавать в икта налоги или доходы и с других объектов обложения, как, например, с мельниц, бань, с лавок на базарах и т. д. На мусульманском Востоке икта, в указанном смысле, т. е. в смысле пожалования права взимать в свою пользу на определенный срок, частично или полностью, определенные доходы,—теснейшим образом связано было со всей системой взимания государственной казной хараджа. Выше мы не раз имели возможность видеть, как богата была в халифате или саманидском государстве казна, основным доходом которой являлись хараджные поступления в деньгах и натуре. Этот грандиозный материальный фонд и служил тем источником, из которого халиф и его правительство брали средства на содержание чиновничества и войска¹⁸. Очень рано в практике халифата, как нам это известно на основании ряда фактов, относящихся в VIII—IX вв., наметилась тенденция выдавать правителям, военачальникам и другим лицам, состоявшим на службе халифата, пожалования в форме икта, т. е. на тот или иной срок предоставлять право систематического получения доходов в виде известной доли хараджа, а также право на получение определенных доходов, прежде поступавших в казну. До тюркского завоевания кара- ханидов и сельджукидов, т. е. до XI в., икта имело распространение в X в. в Ираке и западном Иране и поощрялось бундами. Особенное распространение икта получило при буидском правителе Муызз-ад-Даула в 40 годах X в. У него икта раздавалось военачальникам и придворной знати в виде пожалования доходов казны с возделанных земель. Имеются факты, указывающие на существование икта и в саманидском государстве. Таким образом, икта как определенный феодальный институт не было созданием лишь завоевавших Мавераннахр и Иран тюрков.
Существовало икта¹⁹ и до XI в., хотя тогда и не играло еще такой крупной роли. Однако, каково бы ни было происхождение икта, необходимо подчеркнуть, что наиболее широкое распространение этот институт получил только в XI в., благодаря тому, что сельджукидские и карахаиид- ские правители находили выгодным для себя награждать такими пожалованиями лиц, находившихся у них на военной и гражданской службе. Вместе с караханидским и сельджукидским завоеваниями, в Мавераннахр й Иран пришло немалое количество тюрков. В большинстве своем тюрки эти находились в составе войска, но затем в некоторых районах они стали оседать на землю и переходили на оседлый труд. Верхушка жека- раханидского войска, типичные представители военно-кочевой знати, пришедшие на новые места, не имели никаких оснований к переходу на оседлый быт. Им было хорошо и в степи, поскольку они владели большими стадами и захватили хорошие пастбища в завоеванной стране.
В города они наезжали только на короткое время;, лишь в те периоды, когда там находился двор илек-ханов, где им в качестве военачальников тогда надлежало присутствовать. Стараясь выжать из покоренной страны максимум доходов, сельджукидские и караханидские правители нашли наиболее удобную форму получения доходов от земледельческого населения в икта, которое, как мы отметили выше, существовало и прежде. Икта обеспечивало получение верных систематических доходов и не требовало от иктадара, подобно оседлому помещику, постоянного присутствия в своем доме-поместье. Тюрк иктадар мог спокойно продолжать свой кочевой образ жизни и аккуратно получать с какого-нибудь селения, или группы селений, верный доход в виде пшеницы, хлопка, винограда, сухих фруктов, тканей и некоторого количества денег, доставляемых ему в определенные сроки несколько раз в год. Было бы однако, большой ошибкой считать, что в XI в. вместе с тюркским завоеванием совершенно прекратилось крупное частное землевладение и что использование доходов крестьян только в форме икта стало всеобщим явлением. Икта сделалось лишь господствующей формой получения доходов с землевладения. Неправильным было бы также считать, что икта жаловались только тюркской военной знати. Мук- та и иктадарами становились и крупные чиновники из таджиков, со стоявшие раньше на службе у саманидов, а также крупные чиновники новой формации, выросшие на службе у караханидов и сельджукидов в Хорасане. Так, Низам ал-Мульк, упомянутый выше везир Мелик- шаха (1072—1092 гг.), получил в 1073 г. от своего государя в икта город Туе с ближайшей округой. Это означало, что все доходы или их часть, которые раньше шли с Туса и ближайших селений в пользу казны, теперь переходили в руки государева везир!а. Тот же автор сообщает, что Мелик-шах;, завоевав Балх и Тохаристан, передал их в икта своему брату Текешу. Оба вышеприведенных факта указывают, что в икта давались не только доходы с отдельных селений, но и с целых областей и больших городов. К сожалению, источники сохранили нам немного фактов относительно распространения икта на территории Мавераннахра, в силу чего- приходится пользоваться фактическим материалом, относящимся к соседним областям* где жизнь развивалась теми же путями, что и в Мавераннахре. Насколько рано караханиды использовали форму пожалований типа икта в Мавераннахре, видно из того факта, что икта раздавал уже владетель Бухары и Самарканда, илек-хан Али-Тегин²⁰. Икта, однако, не представляло собой закостенелой формы и переживало такую же эволюцию, как и другие формы землевладения. Повсюду институт икта проявил тенденцию из временного пожалования превратиться в пожизненное, из пожизненного—в наследственное. Более того, уже практика XI в. показала, что держатели или владетели икта стремились наложить руку не только на имущество и личность крестьян, сидевших на пожалованной земле, но и на землю, на которой крестьяне сидели.
По настоящему, уже в эту эпоху отмечается практика прикрепления к земле крестьян на среднеазиатском и передне- азиатском Востоке, хотя такие авторы, как ибн-ал-Асир, говоря, например, о политике «великих сельджукидов» и, в частности, о политике Алп-Арслана (1063—1072 гг.), специально! останавливаются на том, что при них земледельческое население не было обижено, что имущество у него не отнимали и харадж взимали в облегченном виде два раза в год. Пусть в словах ибн-ал-Асира имеется значительное преувеличение,—остается все же непреложным тот факт, что в первое время при сельджукидах в годы насильственной ликвидации дехкан и крупного дехканского землевладения в Хорасайе, положение крестьян было легче, чем при саманидах, и много легче, чем впоследствии при монголах. Нельзя, однако забывать и другой стороны завоевания. Вместе с караханидами в Мавераннахр пришло со своими стадами некоторое количество кочевников, что имело последствием известные опустошения в земледельческих районах страны. В начале XI в. в Мавераннахре особенно в долине Зарафшана, погибло немало полей, бахчей и садов. Основная масса крестьянства попрежнему продолжала жить в условиях сельской общины. Как и прежде, значительное место занимал издольщик, в отношении которого исторические источники XI в. употребляют термин «барзигар». Для понимания этого термина в указанном смысле весьма ценно следующее место из «Сиаоенамэ» Низам-ал-Мулька.
В плаве, специально посвященной мукта и икта, Низам-ал-Мульк упоминает о некоей, старушке из числа асиль-заде²¹ (благороднорожденных), которая, потеряв мужа и детей и оставшись одна на наследственно принадлежавшем ей участке земли, обрабатывать который сама не могла, сдала эту землю барзигару. Полученный урожай она делила на три части. Одну? часть (долю) она отдавала государству, другую—барзигару, третью же оставляла себе. В том же значении «издольщика» термин барзигар выступает и в персидском переводе арабского юридического сочинения XI в. Мервези. Как и в прежние времена, в издольщики шли не только малоземельные крестьяне, но и совершенно обезземеленные люди. При караханидах в XI—XII вв. феодальные отношения в Средней Азии значительно подвинулись в своем развитии; но, наряду с феодальными отношениями, важное место в быту военно-феодальной знати, крупных землевладельцев и богатого купечества попрежнему занимало и домашнее рабство.