Фирдоуси. Шах-наме Миниатюра из рукописи «Шах-наме»

Иранцев застигает буран

Узнал Афрасиаб: земля Турана

Бурлит, подобно волнам океана,

Иранцы к Касеруду подошли,

И черный день настал для той земли.

Пирану повелитель молвил слово:

«Теперь открылись замыслы Хосрова.

Нам этот вызов следует принять,

Поднять знамена битвы, двинуть рать,

Иначе войско из Ирана хлынет,

Затмит луну и солнце опрокинет.

Ты собери полки, иди войной,

Не время заниматься болтовней».

Вдруг резкое дыхание бурана

Повеяло на воинов Ирана.

С вершин снега катились по тропам,

И губы стали примерзать к зубам.

Стал грозным и холодным мрак ущелий,

И ставки и шатры обледенели.

Снег за неделю белой пеленой

Простерся на поверхности земной.

Ни сна, ни пищи, страждут дух и тело,

И мягкая земля окаменела.

Бойцы страдали семь ужасных дней

И поедали боевых коней.

Бойцы и кони гибли в страшной муке,

У воинов окоченели руки.

Но солнцем озарился день восьмой,

Земное лоно залилось водой.

Собрал отряды полководец снова,

Повел о будущих сраженьях слово:

«На войско здесь низринулась напасть.

Края такие следует проклясть!

Калата, Сафид-куха, Касеруда

Не видеть бы вовек,— уйдем отсюда!»

Сказал Бахрам главе богатырей:

«Теперь не скрою от царя царей,

Что ты пошел, приказ его наруша,

Затеял битву с сыном Сиявуша.

Я говорил: «Уйди, не делай зла!

Смотри, как гибельны твои дела,

А сколько бед накликать можно сдуру:

Еще мы с буйвола не сняли шкуру!»

Ответил витязь Тус: «Азаргушасп

И тот славнее не был, чем Зарасп.

Кого мы, как Ривниза, возвеличим?

Кто б с ним сравнился мужеством, обличьем?

Царевич был убит не без вины:

Так в книге предначертано войны.

Здесь ворошить былое неуместно,—

Он был убит бесчестно или честно.

Когда-то Гиву были вручены

Подарки за сожжение стены.

Пришла пора поджечь заслон древесный

И осветить огнем простор небесный.

Избавимся, быть может, от невзгод,

Для воинства откроется проход».

Ответил Гив: «Не так трудна задача,

А потружусь,— где труд, там и удача».

С тоской внимал Бижан его словам:

«На это я согласия не дам.

Не следует беречься молодому,

А опоясаться на бой — седому.

Меня взрастил ты, не жалел труда,

Не обижал и словом никогда,

Не подобает, чтобы ты трудился,

А я в покое сладком находился».

«Поскольку,— молвил Гив ему,— я стар,

Мне надлежит устроить сей пожар,

Еще, сынок, я покрасуюсь малость,

Еще моя не ослабела старость.

Не бойся, что судьба меня сразит,—

Еще способен я спалить гранит!»

С трудом он к цели прискакал, усталый:

Был мир отягощен водою талой.

Древесный вал увидел богатырь,—

Простерся этот вал и ввысь и вширь.

Он лезвием копейным высек пламя —

И древо вспыхнуло под облаками.

Пылала три недели та гора,

Иранцам в лица веял жар костра.

Но вот костер погас и спали воды,

Открылся путь для войск и воеводы.