Филипп Август

Ордонанс или завещание

короля Филиппа (июнь 1190 года)

Филипп не бежал от ответственности и старался предусмотреть все случайности, которые могли произойти во время его пребывания за морем. Заботясь о положении дел в своем королевстве, он предусмотрел даже возможность своей гибели. Разве не было величия в этом молодом человеке, который так ясно сознавал долг правителя, тревожась о судьбе своего королевства и последствиях своей смерти? Принимая постановления во имя будущего королевской власти, не показал ли он тем самым, что является истинным главой государства, достойным своего звания?

Недавняя смерть его супруги, королевы Изабеллы, к которой он уже успел проникнуться самыми нежными чувствами, напомнила ему о бренности человеческого существования. По случаю ее кончины, наступившей на двадцатом году жизни, 15 марта 1190 года, Филипп дал последнее подтверждение своей любви, устроив торжественные похороны и погребение в соборе Парижской Богоматери. Епископ Морис де Сюлли велел возвести алтарь в честь усопшей, а король, ради упокоения души королевы и своих предшественников, основал две новых часовни и обеспечил каждому из двух священников, получивших там должность, доход в 15 ливров на все времена. Не было ли это знаком великой признательности к той, которая обеспечила продолжение его династии и подарила ему сына, принца Людовика, рожденного в августе 1187 года?
Постановления, которые Филипп принял в июне 1190 года по поводу административного и властного управления королевством, получили название «завещания». Ясно указав, что надлежит делать в случае его смерти, он хладнокровно рассмотрел ситуацию, которая могла возникнуть, если бы его юный и некрепкий здоровьем сын Людовик, к несчастью, тоже сошел в могилу. Однако завещательный аспект документа не должен заслонять его главную суть: разрыв с обычаями первых Капетингов и зарождение королевской власти нового типа. Этот текст является одним из существенных ее оснований и даже, если можно так сказать, фундаментальной учредительной базой, обеспечившей первоначальное удаление магнатов из узкого круга полномочных представителей власти. В известном смысле, можно усмотреть рождение настоящего государства в этом желании Филиппа II заботливо отличать и отделять королевскую власть от неясной коллегиальности, осуществляемой королем и его главными вассалами.
Разумеется, магнаты продолжали существовать, но управление королевством уже им не принадлежало. Король оставил его за собой и делегировал его тем, кого он выбрал. В двух жизненно важных вопросах, а именно в вопросах финансового и административного руководства доменом, Филипп провел преобразования и заложил основы для обновления королевских органов власти, в которых он дал лишь временное и ограниченное представительство своей матери, королеве Адели, и своему дяде, Гийому Белорукому, архиепископу Реймсскому и кардиналу.
Последовав совету некоторых советников и друзей, король уточнил, что его долг состоит в том, чтобы заботится о своих подданных, ставя общественное благо выше своих личных интересов. Он решил, что в его отсутствие мать, королева Адель, и дядя, архиепископ Гийом, должны каждые четыре месяца выделять один день, чтобы выслушивать жалобы населения и вершить правосудие, если потребуется. Кроме того, он приказал им трижды в год посылать к нему донесения о делах королевства и запретил им смещать с должностей бальи, если только это не будет сделано по причине убийства, похищения людей или измены, совершенных этими служащими.
После смерти какого‑нибудь епископа или аббата королева и ее брат должны были распоряжаться «регалиями», то есть мирскими доходами с епископств и аббатств, а затем передавать их новому епископу или аббату, избранному канониками или монахами. Но Филипп II запретил им назначать новых владельцев для бенефициев, прежде подаренных королем каноникатам и монастырям, если этого нельзя было сделать «достойным образом» («honnetement»). В остальном королева‑мать и архиепископ Гийом не могли принимать никаких важных решений, например, взимать какие бы то ни было налоги с церквей или с королевских подданных. Увезя с собой государственную печать, которой скреплялись жизненно важные для нации акты, Филипп позволил своим заместителям осуществлять лишь повседневное управление в его отсутствие.
Он не дал им даже контроля над своими финансами, отняв его также и у магнатов, собравшихся на заседание курии. Действительно, он решил, что шесть именитых горожан Парижа: Тибо ле Риш, Атон де ла Грев, Эвруэн ле Шанжёр [или его сын Рамбо], Робер де Шартр, Николя Босель и Бодуэн Брюно – деловые люди, банкиры и купцы, весьма опытные в ведении счетов, – а также юрист Пьер ле Марешаль, должны три раза в год проводить слушания ответственных администраторов, которые будут давать отчет о своем управлении. Эти шестеро лиц получили каждый по ключу от сундуков, в которые была помещена запасная казна, отданная под контроль королевского клерка Адама. Затем сундуки были доставлены в Тампль. Именно с тех пор тамплиеры стали хранителями королевской казны.
Прево не подлежали контролю сенешаля, магнатов, собранных в курии, и даже королевы‑матери и ее брата. Бальи – новые чиновники, которых король раньше только на время выделял из своей курии, поручая им принимать оммажи или вершить правосудие в том или ином случае, – отныне наблюдали за прево в определенных областях домена и, таким образом, имели чисто административные функции. Кроме того, им надлежало смещать с должностей прево, повинных в преступлениях.
На случай своей смерти Филипп II проявил также большую заботу о своей казне. Королева Адель, архиепископ Реймсский, епископ Парижский и настоятели аббатств Сен‑Виктор и Во‑де‑Сернэ должны были тогда разделить королевскую казну на две равные части. Первая часть предназначалась для того, чтобы возместить Церкви ущерб, понесенный вследствие королевских войн, а также для того, чтобы распределить помощь среди тех, кто обеднел из‑за налогового бремени. Вторую часть надлежало доверить хранителям королевской казны – и всем парижанам, – чтобы они отдали ее принцу Людовику, как только он достигнет совершеннолетия и сможет управлять королевством. Если же королю и его сыну случится умереть, казна, где бы она ни находилась – в Тампле или в королевском дворце, – должна быть доставлена в дом епископа Парижского и оставаться там до тех пор, пока вопрос о престолонаследии не будет полностью урегулирован. Такие детальные распоряжения показывают, что король не вполне доверял своему окружению и постоянно принимал меры предосторожности, чтобы избежать растраты казенных денег или их несправедливого присвоения¹⁰³. Выходит, молодой король демонстрировал болезненную подозрительность? Скорее следует видеть в нем государя, который хорошо учитывал слабости человеческой натуры.
Он с большой находчивостью использовал представившийся случай, чтобы заложить необходимые основы для восстановления настоящей королевской власти, даже если эти нововведения и были лишь черновым наброском, которому еще предстояло претерпеть множество корректировок. Приняв эти постановления¹⁰⁴, Филипп II больше не мог медлить с выступлением в поход.