Есть, молиться, любить

 
16
 
Мои старые друзья Депрессия и Одиночество настигают меня примерно на десятый день
жизни в Италии. Однажды вечером, после удачного дня в академии, я иду мимо виллы Бор-
гезе. Закатное солнце золотит верхушки базилики Святого Петра. На фоне столь романтичной
картины я чувствую себя вполне умиротворенно, хоть и гуляю совсем одна – в то время как все
остальные в парке или обнимаются с возлюбленными, или играют со смеющимися малышами.
Я останавливаюсь у балюстрады, чтобы проводить закат, и слишком глубоко погружаюсь в
мысли. Они переходят в тягостные размышления, и тут-то и появляются мои старые друзья.
Они подходят молча, угрожающе, как тайные агенты, и обступают меня с двух сторон –
Депрессия слева, Одиночество справа. Им даже не надо показывать значки. Я и так хорошо
знаю этих ребят. Долгие годы играла с ними в кошки-мышки. Хотя, признаюсь, для меня
неожиданность встретить их в живописном саду в Италии, на закате. Им тут совсем не место.
Я спрашиваю:
– Как вы меня нашли? Кто вам сказал, что я в Риме?
Депрессия – она всегда любила сострить – отвечает:
– Неужели ты не рада нас видеть?
– Уходи, – говорю я ей.
Одиночество – в этой парочке оно играет роль участливого полицейского – отвечает:
– Простите за неудобство, мэм. Но, боюсь, мне придется сопровождать вас на всем про-
тяжении путешествия. Это моя работа.
– Лучше не надо, – прошу я, но Одиночество лишь с сожалением поводит плечами и
подступает ближе.
Меня обыскивают. Вытряхивают из карманов радость, которой они были набиты. Депрес-
сия конфискует мою самооценку – она делает это каждый раз. Одиночество принимается за
допрос, и это самое страшное – ведь он может продолжаться часами. Одиночество орудует веж-
ливо, но безжалостно и в конце концов неизменно подлавливает меня. Оно спрашивает: есть
ли у меня хоть одна причина чувствовать себя счастливой? Почему сегодня вечером я опять
одна? Почему терплю неудачи в любви, почему угробила свой брак, наши отношения с Дэви-
дом и со всеми остальными, с кем когда-либо встречалась (мы уже тысячу раз проходили все
эти вопросы)? Где я была в ночь своего тридцатилетия и почему именно с того дня все пошло
наперекосяк? Почему не могу взять себя в руки и жить в красивом доме, воспитывая красивых
детишек, как любая уважающая себя женщина моего возраста? Почему я вдруг решила, что
заслужила эти римские каникулы, хотя ровным счетом ничего не добилась в жизни? С какой
это стати я думаю, что, сбежав в Италию, точно девчонка-несмышленыш, вдруг стану счаст-
ливой? Что ждет меня в старости, если я и дальше буду продолжать в том же духе?
По дороге домой я пытаюсь от них оторваться, но они следуют за мной по пятам, как
пара наемных головорезов. Депрессия крепко держит за плечо, а Одиночество продолжает
изнурительный допрос. Решаю не ужинать – не хочу, чтобы они на меня глазели. Впускать их
на лестницу и уж тем более домой совсем не хочется, но у Депрессии при себе полицейская
дубинка – раз решила войти, ее уже не остановить.
– Вы не должны были приезжать сюда, это несправедливо, – говорю я ей. – Я и так уже
наказана. Отсидела срок в Нью-Йорке.
Но Депрессия всего лишь мрачно улыбается, садится в мое любимое кресло, кладет ноги
на стол и закуривает сигару, наполняя всю комнату вонючим дымом. Глядя на нее, Одиноче-
ство вздыхает и ложится в мою постель, натягивая одеяло с головой – не раздеваясь, в ботин-
ках. И я понимаю, что сегодня мне снова придется спать в его компании.

---

Э. Гилберт. «Есть, молиться, любить»
40