Думай медленно решай быстро

Ответственность 
Потери оцениваются примерно в два раза крупнее, чем выигрыши, в
нескольких контекстах: выбор между играми, эффект владения и реакция
на изменение цен. В некоторых ситуациях коэффициент неприятия потерь
даже выше. В частности, вы будете больше склоняться к неприятию потерь
в отношении того, что важнее денег, — например, в отношении здоровья.
Далее, ваше нежелание «продавать» важные активы резко возрастает, если
в результате ответственность за финансовую катастрофу ляжет на вас. В
классической работе Ричарда Талера по поведению покупателя описан
убедительный 
пример, 
который 
приведен 
ниже 
в 
несколько
модифицированном варианте.
Вы подверглись опасности заражения болезнью, которая приводит к
быстрой безболезненной смерти в течение недели. Вероятность заражения
1:1000. Существует вакцина, эффективная только до появления первых
симптомов. Какую максимальную сумму вы готовы заплатить за вакцину?
Большинство готовы выложить значительные деньги, но не любые.
Столкнуться с угрозой смерти неприятно, но риск невелик и
представляется неразумным разоряться, чтобы избежать опасности.
Рассмотрим несколько измененный вариант.
Нужны добровольцы для изучения вышеописанной болезни. Все, что
требуется, — подвергнуть себя риску с вероятностью заражения 1:1000.
Какую минимальную плату вы потребуете за ваше добровольное участие в
программе? (Купить вакцину вам не разрешат.)
Как можно ожидать, плата, которую требуют добровольцы, намного
выше, чем цена, которую они готовы заплатить за вакцину. Талер оценил
отношение примерно 50:1. Крайне высокая продажная цена отражает две
особенности проблемы. Во-первых, вряд ли вы хотите торговать своим
здоровьем; сделка представляется незаконной, и нежелание заключать ее
выражается в завышенной цене. И, возможно, самое важное то, что, если
результат окажется плохим, ответственность ляжет на вас. Вы знаете, что
если однажды утром проснетесь с симптомами, означающими скорую

---

смерть, то будете испытывать гораздо более горькое сожаление во втором
случае, нежели в первом, потому что могли бы отказаться от самой идеи
продать здоровье, даже не обсуждая цену. Вы могли остановиться на
варианте по умолчанию и не делать ничего, а теперь эта упущенная
возможность будет мучить вас весь остаток жизни.
Упомянутое раньше исследование реакции родителей на потенциально
опасные инсектициды также включало вопрос о желании принять
повышенный риск. Респондентов просили представить, что они
пользуются инсектицидом, для которого риск вдыхания ребенком яда и
отравления составляет 15 на 10 000 бутылок. Можно купить инсектицид
подешевле, для которого риск поднялся с 15 до 16 на 10 000 бутылок.
Родителей спрашивали, какая скидка подвигла бы их на покупку менее
дорогого (и менее безопасного) продукта. Более двух третей родителей
ответили в ходе опроса, что не купят такой продукт ни за какую цену! Их
явно возмутила сама идея продавать безопасность детей за деньги. Те, кто
согласился на скидку, затребовали сумму значительно выше, чем готовы
были бы заплатить за гораздо большее повышение безопасности продукта.
Любому понятно и близко нежелание родителей менять на деньги
повышение риска для их детей, пусть даже самое минимальное. Стоит,
однако, заметить, что такой подход непоследователен и потенциально
вреден для безопасности тех, кого мы хотим защитить. У самых любящих
родителей ресурсы времени и денег для защиты детей небесконечны (у
мысленного счета «охранять-моих-детей» бюджет ограничен), так что
представляется разумным тратить эти средства так, чтобы они принесли
максимум пользы. Деньги, которые можно сэкономить, согласившись на
крошечное повышение риска пострадать от пестицидов, можно с пользой
пустить на то, чтобы лучше оградить ребенка от других угроз: например,
купить более безопасное кресло в машину или крышки для электрических
розеток. Клеймо «запретная сделка» против принятия любого повышения
риска — не лучший способ использования бюджета на безопасность. В
действительности сопротивление может быть вызвано эгоистичным
страхом «пожалеть потом», а не самим желанием оптимизировать
безопасность ребенка. Мысль «а вдруг?», возникающая у родителей,
сознательно соглашающихся на сделку, — это образ сожаления и стыда,
которые они испытают, если пестицид принесет вред.
Упорное неприятие повышенного риска в обмен на какие-то другие
выгоды можно встретить во многих законах и правилах, касающихся
безопасности. Эта тенденция особенно сильна в Европе, где принцип
предосторожности, запрещающий любое действие, которое может

---

принести вред, — широко распространенная доктрина. В рамках закона
принцип предосторожности возлагает весь груз обеспечения безопасности
на того, кто совершает действия, которые могут навредить людям или
окружающей среде. Многочисленные международные организации особо
указывают, что отсутствие научных подтверждений потенциальной угрозы
не являются достаточным оправданием риска. Как заметил правовед Кэсс
Санстейн, принцип предосторожности обходится дорого, а если применять
его строго, может и вовсе парализовать деятельность. Он упоминает
впечатляющий список инноваций, которые не получили бы «добро»,
включая «автомобили, антибиотики, кондиционеры, открытую операцию
на сердце, прививку от кори, прививку от оспы, радио, рентгеновские лучи,
самолеты, хлор и холодильники». Излишне строгая версия принципа
предосторожности, очевидно, несостоятельна. Но «повышенное неприятие
потерь» включено в сильную и общепринятую мораль; оно рождается в
Системе 1. Дилемма между моралью повышенного неприятия потерь и
эффективным управлением риском не имеет простого и убедительного
решения.
Большую часть времени мы пытаемся предугадать и предотвратить
эмоциональную боль, которую можем себе причинить. Насколько серьезно
следует относиться к этим неосязаемым результатам, к налагаемым на себя
наказаниям (и изредка — наградам), которые мы ощущаем, оценивая свою
жизнь? У экона таких угрызений быть не должно, а для гумана они очень
значимы. Они приводят к действиям, пагубным и для благосостояния
человека, и для правильности политики, и для благополучия общества. Но
эмоции сожаления и моральной ответственности реальны, и заявление, что
у эконов их нет, возможно, не соответствует действительности.
Разумно ли, в частности, позволить своему выбору зависеть от
предвкушения сожаления? Подверженность приступам сожаления, как
подверженность обморокам, — факт, с которым надо считаться. Если вы
инвестор, сравнительно богатый и в душе достаточно осторожный, то
можете позволить себе роскошь инвестиционного портфеля, который
снижает до минимума ожидание сожаления, но не дает максимального
увеличения прироста богатства.
Можно также принять меры, предохраняющие против сожалений.
Возможно, лучше всего открыто признавать ожидание сожаления. Если в
неудачную минуту вы вспомните, что рассматривали возможность
сожалений, то, принимая решение, вы, скорее всего, будете переживать
меньше. Нужно также учитывать, что сожаление и ошибка ретроспективы
возникают одновременно, так что полезнее всего стараться предотвратить

---

ретроспективную оценку. Принимая решение, я или обдумываю все очень
тщательно, или решаю практически наугад. Ретроспектива хуже всего
тогда, когда вы немного подумаете — ровно столько, чтобы потом корить
себя: «А я ведь почти сделал правильный выбор».
Дэниел Гилберт с коллегами высказали провокационную мысль, что
люди обычно ожидают, что сожалений будет больше, чем они испытывают
на самом деле, потому что недооценивают действенность психологической
защиты, которая вступит в силу, — ее назвали «психологическая иммунная
система». Рекомендации просты: не следует придавать слишком большого
значения сожалениям; если даже вы и пожалеете, то вовсе не так сильно,
как представляется сейчас.