Do ofjli,d, 18 Jjel cL ci

II
* I
re
я*» ¹ Sx
0.0
^R с m
w PSX
_ я


s I _ o.
II
IS

Зак. 15

Иуда Фаддей Крусинский (Krusinski), поляк, католический миссио­нер ордена иезуитов в Исфахане, в своих записках «Tragica vertensis belli Persici historia» на латинском языке дал картину экономического и политического упадка Сефевидокого государства, междоусобий и на­родных восстаний в Иране в 1711—1728 гг. Есть французский и англий­ский переводы.¹ Труд содержит столько! важного фактического материа­ла, что вызвал интерес и в странах Востока. Был сделан леревод на ту­рецкий язык, а с турецкого на персидский; оба перевода имеют заглавие «Басират-намэ дар истилай-и афган бар Исфахан» («Книга прозорли­вости о завоевании афганцами Исфахана»).
Значительный материал о событиях того же времени содержится у француза Мами-Клерак.²
Значение немаловажного источника имеют и записки Корнелия Ле Брюн о его путешествии по Ирану.³ Некоторый интерес для истории Ирана XVII—XVIII вв. представляют записи католической миссии ор­дена кармелитов в Исфахане⁴ и для истории XVIII в. донесения миссио­неров ордена иезуитов.⁵
Обширный труд англичанина Ханвея,⁶ тенденциозный, написанный с точки зрения сторонника английской колониальной политики, врага России, интересен из-за содержащегося в нем богатого материала об экономическом состоянии Ирана 30—40-х годов XVIII в., о политике Надир-шаха и т. д.
§ 3. Состояние Ирана в начале XVIII в.
Выше уже говорилось о причинах экономического упадка Ирана в конце XVII в. Упадок этот повлек за собою обеднение крестьянства, а следовательно, и сокращение доходов феодального государства и отдель­ных феодалов. Между тем потребности бюрократического аппарата государства и феодальной знати не только не уменьшились, но, под . влиянием развития товарно-денежных отношений в предшествующий пе­риод. еще увеличились. Для удовлетворения этих потребностей, шахское правительство знало и применяло только одно средство — увеличение налогового бремени. Чем больше нуждалась шахская казна, тем боль­ше средств старалась она выжать из крестьян и горожан Ирана. Еще больше податной гнет ощущался на окраинах Сефевидского государст­ва, с неперсидским населением.
Налоговая политика шахского правительства стала невыносимо тя­желой для крестьян и горожан при шахе Султан-Хусейне (правил в 1694—1722 гг.). Налоги с крестьян, ремесленников и купцов, в течение XVII в. повышавшиеся медленно, между 1698 и 1701 гг. были сразу уве­личены в 2—3 раза. Размеры их казались современникам (Исайя Хасан Джалалян) баснословными. Введены были, кроме того, три новых по­датных сбора. Были резко увеличены податные сборы с кочевников, и • если до конца XVII в. положение последних было сносным, то теперь оно должно было приблизиться к положению оседлых крестьян-райятов.
Мы не имеем сведений, как вводились новые налоги в Иране, но мо-
1 Histoire de la revolution en Perse, Париж, 1736—1739; Father Krusinski.
The history of the revolution of Persia, translated by d.u Cerceau, Лондон, 1728.
² Mamiye-Clairac. Histoire de Perse, Париж, 1750 (тт. I—III).

3. 
   Voyages de Corneille Le Born par Moscovie en Perse et aux Indes orientales, Амстердам, 1718.
   
4. 
   A Chronicle of the Carmelites in Persia (английск. пер.), Лондон, 1939 * (тт. I и II).
   

5 Choix des lettres edifiantes.., t. V, Missions du Levant. Париж, 1809.
6Hanvey. An historical account of the British trade over the Caspia sea,
Лондон, 1753, тт. I—IV.
306
жем судить об этом по рассказу Исайи Хасан-Джалаляна о том, как производилась перепись в Азербайджане и Армении с целью введения нового налогового обложения.
Эта перепись приняла характер массового бедствия. Везир Азербай­джана в 1698 г. прибыл в Гянджу с 1100 чиновниками и нукерами, кото­рые, рассеявшись по селениям, приступили к проведению переписи. Пе­репись производилась так: в каждом селении брали несколько человек из старост, духовных лиц и уважаемых людей, рассаживали их по раз­ным помещениям и заставляли каждого порознь давать чиновникам све­дения о. людях, их хозяйстве, объектах обложения (полях, садах, вино­градниках, маслобойках, рисовых мельницах, количестве скота и т. д.). Потом показания этих людей, записанные чиновниками, сличались. В случае несовпадения их сельчане, давшие, по мнению чиновников, невер­ные показания, подвергались избиению. Чиновники вымогали у них завышенные сведения о доходности хозяйств крестьян, дабы иметь возможность обложить селение как можно большей суммой по­датей.
Если, с одной стороны, введение этих повышенных налогов было следствием начавшегося процесса экономического упадка, то, с другой стороны, этот новый и притом резкий рост феодальной эксплуатации в свою очередь стимулировал дальнейшее разорение деревни и еще боль­ше усилил состояние упадка. Теперь уже не могло быть и речи об отдаче крестьянами той или иной части прибавочного или даже необходимого продукта. Теперь с крестьян требовали зачастую больше, чем они про­изводили. Шахские чиновники палками и истязаниями (подвешиванием и т. д.) заставляли крестьян отдавать последнее, и все же во многих районах крестьяне оставались вечными недоимщиками и дошли до гра­ни нищеты. В то же время не развивалось и крупное хозяйство феода­лов, прибыли с которого могли бы заменить падающий доход от мелких крестьянских хозяйств.
Налоговая политика шахского правительства подрывала в корне не только сельское хозяйство, но и ремесло и торговлю.
Как и можно было! ожидать, эта политика вызвала массовый уход обедневших и спасавшихся от сборщиков податей крестьян со своих зе­мельных участков; стал ощущаться недостаток рабочих рук и пла­тельщиков налогов. Если в XVII в. прикрепление крестьян к земле и за­прещение права перехода в значительной мере утратили прежнюю силу и, по свидетельству путешественников (Шарден), в некоторых областях не применялись, то с начала XVIII в. возникла необходимость снова ввести этот режим.
В фермане шаха Султан-Хусейна, изданном в 1710 г., было под­тверждено прикрепление крестьян к своим исконным местам поселения и объектам обложения. Райяты, самовольно переселившиеся в другие места, подлежали принудительному возвращению на свои прежние места поселения в течение 12 лет. По истечении этого срока их уже нельзя было разыскивать и возвращать, они должны были войти в по­датные реестры на новых местах.
Упадок сельского хозяйства вызвал понижение доходов не только шахской казны, но и отдельных феодалов. Один из современников это­го смутного времени, шейх Мухаммед Али Хазин, сообщает, что из-за ухудшения условий жизни и беспорядков в разных местностях Гиляна, где находились наследственные поместья отца шейха, доходы с этих поместий с каждым годом падали, и, наконец, настолько сократились, что годового дохода не хватало на расходы одного месяца. Благодаря этому местные провинциальные феодалы также испытывали недовольство шахским правительством. Сильные феодальные владетели

20*
307

в окраинных областях Сефевидского государства теперь стали стремить­ся к отделению от него.
Общий экономический упадок Ирана повлек за собою, с начала XVIII в., и политический упадок. Шах Султан-Хусейн, неумный, слабо­вольный и безличный, был бездарным правителем. Но, конечно, не его слабость и ошибки были основной причиной распада Сефевидского го­сударства, как думали некоторые буржуазные ученые (Малькольм, Эдуард Браун, Локхарт), а общая хозяйственная разруха, усиление про­тиворечий внутри господствующего класса и, в связи с этим, разло­жение всего государственного аппарата. Убожество шаха Хусейна и его окружения только ярче оттеняло этот процесс распада органов центральной власти. Русский посол Артемий Волынский писал в своем дневнике о шахе Хусейне: «... редко такого дурачка можно сыскать и между простых, не токмо из коронованных»; «Того ради сам ми в какие дела вступать не изволит, но на всем положился на своего Ехтма-Дев-лета (и'тимад-ад-доулэ, великий везир), который всякого скота глупее, а однако у него такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит, и что велит, то и делает. Того ради здесь мало поминается имя шахово, толь­ко его, прочие же все, которые при шахе были поумнее, тех всех изо-гнал».
Упадок внешней торговли стал заметен еще с 70-х годов XVII в. По словам Шардена, в первые шесть—семь лет правления шаха Сулеймана доходы таможен в портах Бендер Аббас и Конг, близ Ормуза, колеба­лись от 400 тыс. до 500 тыс. ливров (примерно от 9100 до 1100 тума­нов), тогда как при шахе Аббасе II они доходили до 1 100 000 ливров (2 444 туманов). Причинами упадка внешней торговли были: переход торговли со странами прибрежья Индийского океана в руки голланд­ских и индийских купцов и сокращение транзита по трансиранским ка­раванным путям. В течение XVII в. европейскими странами полностью освоен был открытый еще в 1498 г. морской путь из Европы в Индию вокруг берегов Африки. Благодаря этому значение сухопутных караван­ных путей в течение XVII в. все более падало, и посредническая торгов­ля Ирана сократилась.
Желая увеличить доходы от внешней торговли и ослабить влияние голландских купцов (Голландская Ост-Индская компания), добивавших­ся монополии на торговлю Ирана со странами Европы, правительство шаха Хусейна заключило с Францией два торговых договора (1708 и 1715 гг.), которые устанавливали для французских купцов значительно большие льготы и привилегии, чем те, которые были предоставлены голландским купцам. Французским купцам была предоставлена не толь­ко свобода от пошлин и таможенного осмотра, но они были поставлены под особое покровительство шахских властей и получили право экстерри­ториальности: судить французов, находившихся в Иране, мог только консульский суд, а тяжбы между французами и подданными шаха долж­ны были разбираться сообща шахским судьей и французским консулом. По существу это был тот же режим капитуляций, который в Турции был установлен для французов еще в 1535 г. Эти договоры могли, вопреки надеждам шахского правительства, принести выгоды не столько Ирану, сколько именно Франции. Но Франции не пришлось воспользоваться этими выгодами, ибо вскоре Иран стал ареной военных действий и меж­доусобий, и Сефевидское государство развалилось.
Разорение деревни повело к сокращению внутренней торговли и к ослаблению экономических связей между отдельными областями.
Несмотря на тесные связи Сефевидов с шиитским духовенством, в XVII в. последнее не занимало руководящего положения в государствен­ных органах; ни один из представителей духовенства не входил в верхов-
308
ный меджлис. Но при шахе Хусейне, крайне фанатичном шиите, подпав­шем под влияние известного мракобеса муджтехида Мухаммед-Бакира Меджлиси, управление государством перешло в руки шиитского духовенства и поддерживавшей его кучки придворной камарильи и дворцовых евнухов. При шахе Хусейне принадлежность к духовенству считалась достаточным основанием для занятия любого государственно­го поста. Этим шах раздражил и кочевую знать, и значительную часть гражданской бюрократии.
По внушению шиитских богословов шах Хусейн отказался от поли­тики веротерпимости, проводившейся при его предшественниках, и от­крыл кровавое гонение на суннитов — на Кавказе, в Курдистане, Афга­нистане и других областях. В Ширване (Северный Азербайджан), где было много суннитов, суннитские мечети осквернялись или обращались в конюшни, духовенство подвергалось казни. Гонение распространилось и на «неправоверных» дервишей-суфиев и на крайние шиитские секты, вызывавшие подозрения со стороны власти своими уравнительными тен­денциями. Не одним только фанатизмом были вызваны эти гонения: шах­ское правительство опасалось, что суннитство, распространенное на вос­точных и западных окраинах государства, может стать знаменем для сепаратистских движений, что вскоре; и случилось.
Придворная камарилья, несмотря на падение доходов казны, и не думала отказываться от роскошной жизни и обогащения. Расходы на двор все увеличивались, для шаха строились дворцы, выписывались из Европы зеркальные стекла, хрусталь и другие предметы роскоши. Шах был больше всего озабочен делами своего гарема, и правители областей наперерыв стараясь угодить женолюбивому шаху, принудительно соби­рали среди подданных красивейших девушек для отсылки в гаремы ша­ха и его родичей.