Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

демиург (творец, созидатель): КГ принимает участие в космизации бытия, что проявляется в вылавливании земли из мирового океана, установлении небесных светил, регулировании смены дня и ночи, времен года, приливов и отливов, создании животных и растений;

родоначальник (первопредок): КГ дает начало роду;

наставник (учитель): КГ обучает первых людей охотничьим приемам, ре­меслам, искусствам, сакральным ритуалам, нормам социального бытия;

медиатор (посредник): КГ вводит социальные институты, брачные правила, магические предписания и ритуалы, призванные умилостивить богов, празд­ники и т.д.;

защитник: КГ помогает вести борьбу со стихийными, хаотическими при­родными силами, а также с врагами из соседних племен.

Таким образом, ядро мифического понятия «КГ» составляет архисема, обозначающая того, кто обустраивает мир по направлению от первоначального хаоса к культуре.
Как уже было сказано, изначально в образе мифических героев, живших в эпоху первотворения, были переплетены три категории - «первопредка- демиурга-культурного героя» [Мелетинекий 1976: 178]. Однако с точки зрения становления классического архетипа героя'в КГ еще «слабо дифференцированы ум и магия, гораздо меньшую роль играют смелость и особенно физическая си­ла, не сформирован еще собственно героический характер» [Мелетинский 2001: 88]. Дальнейшее развитие этого синкретического единства первопредок- демиург-кулътурный герой шло в двух направлениях — в религиозном и худо­жественном. В том случае, когда сказания, повествующие о первоначалах, ос­мыслялись в религиозном ключе, они превращались в религиозную легенду, при этом КГ мог обожествляться. Превращение в небесного творца чаще про­исходило с демиургом, чем с первопредком. Но если же первобытный миф раз­вивался в рамках фольклора, то КГ трансформировался в эпического героя. [Мелетинский 1963: 306]. И именно в героическом эпосе, по мнению Е.М. Ме- летинского, завершилось формирование характера архетипического героя, на­метившееся в героическом мифе [Мелетинский 2001: 97].
Историю происхождения и эволюции героев эпоса рассматривает в сво­ей книге «Персонажи преданий: становление и развитие образа» Н.А. Кринич- ная. Автор придерживается мнения, что персонажи преданий возникли от арха­ичных зооморфных тотемных предков, которые породили животных и людей, обучили их навыкам хозяйственной деятельности, объединили людей в родоп­леменные союзы. Последовавшие далее социально-экономические изменения — выдвижение древнейшей знати и возникновение имущественных различий в первобытной общине - стали причинами антропоморфизации тотемного предка и соотнесения^; его с образом вождя. Рост же* производительных сил, который сопровождался индивидуализацией труда, развитием парцеллярного хозяйства, выделением парной семьи, спровоцировал разложение древней родовой общи­ны, что в свою очередь повлекло изменения в сознании людей. При осмысле­нии людьми своего прошлого, а также происходящих событий стали прояв­ляться эпические элементы, что выражалось в демифологизации персонажей преданий, в утрате ими тотемистических признаков. Эти изменения обусловили сужение сферы деятельности персонажей преданий, связанной с традицией КГ, которая теперь касалась бытовой и хозяйственной жизни людей. Благодаря то­му, что одним из важнейших качеств для людей той эпохи была физическая си­ла, необходимая для успешного осуществления их хозяйственной деятельности, носителями гиперболизированной физической силы в преданиях стали высту­пать великаны, которые направляли свою мощь на сооружение построек из камня и на занятие земледелием. По мере выделения личности из коллектива безличный персонаж первобытных преданий превращался в богатыря, задачей которого стала борьба с различными сказочно-мифологическими богами, чудо­вищами и врагами [Криничная 1988: 66-110]. Таким образом, каждому из эта­пов становления эпического героя, которые выделяет Н.А. Криничная, в той или иной степени были присущи описанные ранее функции КГ.
В сказке складывается иной архетип героя. Согласно Е.М. Мелетинско- му, в волшебной сказке действуют два типа героев: относительно активный, ко­торый напоминает эпического героя, и пассивный, сказочный. Пассивность ска­зочного героя отражает активность волшебных сил, которые действуют вместо героя [Мелетинский 2001: 99]. Это свойство волшебной сказки, по мнению ис­следователя, «открывает путь для свободного сопереживания, для психологии исполнения желаний» [там же: 98].
Кроме того, архетипические по своему происхождению герои являются действующими персонажами Святого Писания, житий святых, религиозных притч и легенд. Из архетипических мотивов героического мифа здесь также имеют место реликты действий КГ: чудесное происхождение и рождение, ге­роическое детство ит.д. [ЛАИУ 2001: 102]. Подобные метаморфозы, связанные с превращением реального человека в КГ и наделением его героическими архе­типическими мотивами, можно проследить на примере эволюции образа Геор­гия Победоносца, который, будучи обыкновенным христианином, погибшим во время гонений, превратился в святого мученика и героя легенд.
По преданиям, святой Георгий был юношей знатного рода, уроженцем Каппадокии в Малой Азии, входившей в то время в состав Римской империи. Когда при Диоклетиане начались преследования христиан, Георгий отказался от звания и богатства и отправился к императору отстаивать свою веру. Силой своей веры он обратил в христианство императрицу Александру, но император Диоклетиан заключил его в темницу. Там Георгия подвергли чудовищным пыткам, которые он выдержал, черпая силу в вере. Тогда по приказу императо­ра палач отрубил Георгию голову. После его гибели память о нём тщательно оберегалась поколениями, постепенно обрастая легендами. С течением времени на основе этих легенд сложилось житие святого Георгия. Там, помимо реально произошедших с Георгием событий, говорится о посмертных чудесах, свер­шенных им, когда он уже обрел вечную жизнь угодника Христа. Среди них - обращение неверующего сарацина в христианство, наказание купцов, расчетли­вых в своем благочестии. Но самое известное чудо, совершённое Георгием, — освобождение города Ласия от власти змея, который пожирал горожан. В итоге человек, живший в III веке н.э., был сакрализован, превратился в христианского святого.
Как в эпосе, так и в сказке архетип героя с самого начала связан с архе­типом антигероя, который иногда совмещается с героем в одном лице. Это об­стоятельство соотносится с архаичной мифологической традицией, согласно которой КГ приписывались плутовские хитрости, озорные проделки, благодаря чему архаичный КГ часто включал в себя образ,трикстера - своего комического дублера [МНМ 1997: 26]. С точки зрения Е.М. Мелетинского, сказания о про­делках трикстера служили «некоторого рода «отдушиной» в мире строгой ре­лигиозной и социальной регламентации первобытно-общинного строя» [Меле- тинский 1963: 32]. В силу того, что архетип антигероя асоциален, он более пер­сонализирован, но, с другой стороны, его оппозиция герою, олицетворяющему собой родоплеменной коллектив, представляет его отрицательной фигурой.
Таким образом, одним из первых героев фольклора и мировой литерату­ры является культурный герой-первопредок-демиург — синкретичный образ в сознании людей первобытно-общинного строя. Сказания о КГ представляли со­бой своеобразную историческую летопись племени, повествующую о его воз­никновении, победах над силами природы, конфликтах с соседними племена­ми. В период разложения первобытнообщинного строя возникает эпос и арха­ичный образ КГ трансформируется в эпического героя, который олицетворяет собой личность, выделившуюся из, родового коллектива и осознавшую свою индивидуальность. Новый герой наряду с колдовством пользуется своей физи­ческой силой, сноровкой, смелостью, что помогает ему утверждать свою лич­ность, в его образе также намечаются черты героического характера.
Изменения в политическом и социальном строе последующих эпох по­влияли на дальнейшую эволюцию архетипического образа героя. Формирова­ние народностей и образование ранних государств создали почву для склады­вания новых сюжетов для героического эпоса, связанных с совершением под­вигов в защиту государства и народа от внешних агрессоров. Под влиянием этих событий герои эпоса продолжали совершать поступки в традициях КГ: они добывали культурные ценности и защищали свой народ.
Наряду с фольклорными персонажами свой вклад на славу государства и во имя людей вносили и реальные исторические личности. Их деятельность на этом поприще послужила причиной того, что термин «КГ», возникший изна­чально в рамках мифологии и использовавшийся для обозначения персонажей мифов и преданий, постепенно расширил свои границы. В результате под «КГ» стали понимать как «любого мифологического героя фольклора и легенд, от­ветственного за состояние жизни людей, их прогресс и культуру» [WBD 1996: 384J, так и «исторического или мифологического персонажа, изменяющего мир при помощи изобретений и открытий и обычно являющегося самой выдающей­ся личностью какого-либо народа, иногда основателем его правящей династии» [www.Wikipedia.com]. Примерами таких мифологических и исторических пер­сонажей могут служить русские былинные богатыри, король Артур, Беовульф, Александр Македонский, Чингисхан, Георгий Победоносец и др.
Таким образом, термин «КГ» выходит за рамки исключительно фольк­лора, и постепенно им начинают обозначать различных героических личностей, создателей новых ценностей и мировых основ - философов, писателей, худож­ников, таких, как Ф. Ницше, Л.Н. Толстой, Н. Рерих и др.
Подобные трансформации в трактовке образа культурного героя нашли отражение в словарях. Так, А.И. Кравченко даёт следующее определение КГ: «реальный человек, который благодаря своим моральным или профессиональ­ным качествам превращен в культ, почитаемого человека, культурного лидера. КГ называют мать Терезу, Грету Гарбо, Шерлока Холмса, Бертрана Рассела и др. Культурная роль реальных героев — вдохновлять простых людей на сверше­ние нравственных поступков, заражать их творческой энергией и созиданием. Они показывают, что идеальное совершенство не есть некая недосягаемая цель, но представляет собой нечто такое, чего может достичь обычный человек, за­тративший на достижение цели огромные усилия» [Кравченко 2001: 301]. Сходные тенденции наметились не только в отечественной, но и в зарубежной науке. Например, в английском словаре Webster’s New World Dictionary даётся такое определение: “Culture hero: one that symbolizes the ideal of a people or a group” [WNWD] [Культурный герой - этот тот, кто символизирует собой идеал народа или группы людей].
Наряду с КГ, прототипами для которых послужили реальные историче­ские личности, в настоящее время мы можем столкнуться с такими КГ, которых по их происхождению можно назвать современными мифическими героями. Мифология, из недр которой возник КГ, как специфическая форма понимания мира, характерная для первобытного общества, с развитием науки и технологии не исчезла совсем. Она продолжает своё существование в изобразительном ис­кусстве, литературе, кинематографе, которые черпают из неё свои сюжеты. Не обходят её своим вниманием и средства массовой информации. Мирна Элиаде в книге «Аспекты мифа» пишет о том, что современные СМИ для воздействия на аудиторию используют «мифические структуры образов и поведения», что, по его мнению, можно легко увидеть в персонажах комиксов, которые «явля­ются современной версией мифологических и фольклорных героев» [Элиаде 1996: 284]. Деятельность героев комиксов - Микки Мауса, Супермена, Бэтмена, Человека-Паука и др. - укладывается в традицию, связанную с образом мифо­логического КГ. Они обладают уникальными, сверхчеловеческими способно­стями. Получив эти способности не естественным путём обучения и трениров­ки, а по факту рождения или будучи инициированы животными, они направля­ют свои возможности на помощь людям и их защиту от сил, стремящихся уничтожить мир или подчинить его своей власти, выступая таким образом в ка­честве их антагонистов.
Ещё об одном КГ, продукте массовой культуры, пишет А.П. Мальцева в статье «Сексуальный маньяк как герой культуры и культурный герой». Автор рассуждает о необычном феномене, произошедшем во второй половине XX ве­ка - героизации сексуального маньяка в массовой культуре. В статье приводяг- ся примеры из романов Джона Фаулза «Коллекционер», Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийства», Яна Муакса «Праздники любви», а также упоминаются фильмы «Молчание ягнят», «Кошмар на улице Вязов», «Имитатор» и др. Герои этих произведений проявляют маниакальную привя­занность к своим возлюбленным, профессии, способу получения удовольствия и т.п. [Мальцева 2001: 112-113].
По мнению А.П. Мальцевой тенденция к героизации сексуального мань­яка наметилась в период культуры постмодернизма - времени, когда произош­ло размытие границ между нормальным и патологическим, прекрасным и без­образным, возвышенным и низменным. Следствием этого явилось изменение статуса героя. Вдохновлять на подвиги и побуждать к действию стал герой, ис­пользующий методы террора, деспотизм и жестокость, призывая людей таким образом не к созиданию, а к разрушению [там же: 112].
Другой причиной, послужившей толчком к эстетизации насилия, со­гласно А.П. Мальцевой, стал научно-технический прогресс, который в постин­дустриальную эпоху воспринимает человека прежде всего как материальную сущность, пренебрегая его духовной и душевной составляющей. В отличие же от научно-технического прогресса для сексуального маньяка важна совокуп­ность телесных и духовных качеств человека [там же: 116].
И наконец, героизация сексуального маньяка могла быть вызвана кризи­сом классической науки и культуры, который был сопряжен с крахом бинарных моделей описания бытия, с утратой'обществом уверенности в существовании объективных оснований разума, языка и морали. А.П. Мальцева высказывает предположение, что существование сексуального маньяка как образа культуры является попыткой массового сознания найти всё-таки основания для утвер­ждения норм нравственности [там же: 116-117].
Однако современное мифотворчество и создание новых героев проявля­ется не только в искусстве. В XX веке происходили масштабные изменения в политике, экономике, в способах социального устройства. Они породили боль­шое количество мифов, цель которых заключалась в обосновании и оправдании происходивших катаклизмов. При этом возрастала потребность в героях, кото­рые могли бы силой своего духа и своей самоотверженностью воодушевлять простых людей на подвиги, призывать их покорно переносить тяготы и лише­ния, возникающие на пути к заветной цели. И такие герои появлялись. В России - это Ленин, Сталин, Чапаев, Павел Морозов, Павка Корчагин, Василий Тёр­кин, герои-комсомольцы и проч.
Таким образом, подводя итог достаточно длинной эволюции архетипа ге­роя, следует отметить, что понятие «герой» превратилось в концепт с богатой и интересной историей. Концепт «герой», возникший в рамках мифологии, согласно типам концептов, выделенных Г.Г. Слышкиным, можно охарактеризовать как ав­тохтонный, т.е. исторически сформировавшийся в пределах данного вида (мифо­логического) дискурса [Слышкин 2000: 43]. Становление образа-героя началось в мифах с достаточно ограниченной группой мифологических персонажей, которые породили сами себя, явления природы, все человечество или весь мир, т.е. с КГ. По мере развития |Человека эти персонажи наделялись новыми качествами, кото­рые отражали возникающие у людей потребности - создание различных способов ведения хозяйства и методы обучения им, установление различных культурных ценностей и т.п. Какие-то качества утрачивали для людей свою значимость и от­ходили на второй план, ведущими же становились другие. Так, КГ-демиург по­степенно был вытеснен КГ-инициатором культурных благ и КГ-защитником. Од­нако изменения происходили не только в наборе функций, выполняемых КГ, про­тотипы КГ также претерпевали изменения. К изначально вымышленным персо­нажам мифов и преданий добавлялись реально существовавшие лица, чья дея­тельность соответствовала традициям, связанным с этим образом. Постепенно по­нятие КГ расширилось до такой степени, что этим термином стали обозначать людей, воплощающих в себе нравственные идеалы народа или всего человечества. Появились национальные КГ. В XX веке в искусстве и политике возникло много КГ, созданных по модели мифических предков. Однако наряду с появлением КГ стали происходить противоположные процессы - развенчание КГ, ниспроверже­ние культовых личностей с их пьедесталов.
Сравнивая КГ и героев вообще, следует отметить, что они обладают ря­дом общих черт. Во-первых, культурным героем и просто героем может имено­ваться реальное историческое лицо или выдуманный персонаж фольклора, ли­тературы, кинематографа или иной области искусства, который способствует прогрессу человечества при помощи совершаемых им открытий и изобретений; сохраняет и развивает культурные ценности через собственное творчество и обучение и воспитание других; выступает посредником при разрешении раз­личного рода разногласий; отстаивает и оберегает от уничтожения лучшие дос­тижения человеческой цивилизации. Во-вторых, деятельность как первого, так и второго может осуществляться в масштабах всего человечества или соотно­ситься с небольшим коллективом или этносом, к которому он принадлежит.
Выводы по первой главе
Концепт является объектом изучения ряда лингвистических дисциплин — когнитивной лингвистики, психолингвистики, лингвокультурологии. С точки зрения лингвокультурологии, концепт определяется как глобальное ментальное образование, в состав которого входят понятийный, образный и ценностный блоки. Кроме того, утверждается, что он исторически детерминирован, облада­ет национальной спецификой и различными способами выражения, как языко­выми, так и неязыковыми.
В языке концепт «героизм» представлен одноименной лексемой, опреде­ляющей героизм как поведение, в основе которого находятся такие качества, как смелость, храбрость, мужество, самоотверженность и самопожертвование, выражающиеся в преодолении страха перед опасностью и готовностью по­жертвовать собственной жизнью при совершении полезного людям поступка. Смерть при подобных обстоятельствах считается героической и поэтому рас­сматривается в качестве критерия героизма.
Причиной, по которой герой совершает героические поступки, является любовь к людям и желание содействовать достижению добра, истины и спра­ведливости.
В диахроническом плане эволюция концепта «героизм» была длительной и интересной. Представления о героях и героизме проинтерпретированы в тру­дах многих философов, мыслителей и писателей. В этих произведениях герой предстает в качестве мужественного человека, который обладает честью и уме­ет ее защитить. Из общей массы людей герой выделяется своей индивидуально­стью и активной деятельностью, направленной на помощь людям и их защиту. Ради осуществления этой цели герой готов принести себя в жертву.
По своему происхождению концепт «героизм» является архетипическим, так как представления о героях зародились в недрах мифологии, прошли дли­тельную эволюцию и сейчас распространены во всех культурах в качестве кол­лективных предельно обобщенных неосознаваемых представлений о смысле и способах героического поведения, благодаря чему эти представления создают основу для семантизации данного явления и формирования соответствующих концептов.
Таким образом, в качестве доказательства того, что героизм является лин­гвокультурным концептом, можно привести следующие аргументы. Во-первых, его содержание структурировано интенционалами научных теорий и обыден­ных представлений. Во-вторых, представления о героях и героизме прошли длительную эволюцию. В-третьих, культурно маркированное содержание кон­цепта «героизм» отражается средствами языка живописи, скульптуры, музыки, литературы и кинематографа. Языковой план выражения концепта представлен лексическими единицами, многочисленными фразеологизмами и паремиями, о чем подробней речь пойдет во второй главе.
ГЛАВА II. РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА «ГЕРОИЗМ» В РУССКОЙ И
АНГЛИЙСКОЙ ЯЗЫКОВЫХ КАРТИНАХ МИРА НА УРОВНЕ ЛЕКСИКИ
Данная глава посвящена анализу языкового воплощения лингвокультур­ного концепта «героизм» на примере героической лексики. Цель анализа за­ключается в выявлении представлений о героизме в русской и английской язы­ковых картинах мира, отраженных в лексической семантике русского и англий­ского языков.

1. 
   Концепт «героизм» в лексической семантике русского и английского языков
   

Прежде чем приступить к анализу языкового материала, представляется необходимым указать, что в данной работе понимается! под спецификой нацио­нальной картиньгмира. Вслед за З.Д. Поповой и И.А. Стерниным под специфи­кой национальной картины мира подразумевается совокупность национальной , концептосферы, национального менталитета и национального характера, кото­рые периодически проявляются через поведение представителей этноса в стан­дартных и типичных ситуациях [Попова, Стернин 20036: 10-14]. Применитель­но к данной работе национальная специфика русской и английской языковых картин мира рассматривается на примере традиционных моделей героического поведения представителей изучаемых лингвокультур, отраженных в лексиче­ской семантике и в пословицах.
Как известно, одним из способов исследования лексической реализации содержания лингвокультурного концепта является изучение лексикографиче­ских источников, которое подразумевает научное описание лексики языка с применением различных словарей — толковых, этимологических, словарей мертвых языков и т.п. [ЯБЭС 1998: 258]. По мнению представителя Москов­ской семантической школы, составителя словаря синонимов Ю.Д. Апресяна, одной из задач современной лексикографии и лексикографического описания является «отражение воплощенной в данном языке наивной картины мира - на-
ивной геометрии, физики, этики, психологии и т.д.» [Апресян 1995: 39]. Интересное наблюдение о целесообразности изучения лексики по материалам толковых слова­рей делает и известный отечественный лексикограф Г.А. Богатова, которая пишет о том, что если в тексте памятника письменности слово несёт конкретную историко- культурную информацию, то в словаре оно попадает в такую среду, которая пока­зывает связи слова и хронологизирует его семантические изменения, т.к. в словаре «слово «живет», как правило, в корневой группе, благодаря чему его история как бы обретает свою плоть, возникает эффект «радуги» значений. Открывается воз­можность не только проследить за закономерностями эволюции лексики, но и взглянуть на те «приращения семантики слова», которые связаны с социальной, культурной, исторической обстановкой, в которой оно функционировало, и зафик­сировать их в дефинициях за счёт включения сведений историко­энциклопедического характера, в системе помет, в подборе иллюстраций» [Богато­ва 1995: 22]. Таким образом, изучение лексикографических источников предостав­ляет исследователю, занимающемуся* изучением лингвокультурного концепта, бо­гатый материал для анализа языкового воплощения обыденных представлений о том или ином концепте. Применительно к данной работе, посвященной анализу лингвокультурного концепта «героизм», материал русских и английских лексико­графических источников может способствовать выявлению представлений о геро­изме в обыденном сознании русских и англичан, отраженных в русской и англий­ской наивных картинах мира.

1. 
   Контрастивное описание лексики как инструмент выявления этноспецифической информации о содержании концепта
   

Как отмечалось в главе I, именем концепта в языке чаще всего служит слово. В русском и английском языках лингвокультурный концепт представляют лексемы героизм и heroism соответственно. Однако, как отмечает ряд исследователей, одна лексема не может раскрыть богатое содержание концепта. По мнению Н.Н Панчен­ко, план выражения концепта представлен «всей совокупностью разнородных си­нонимических (собственно лексических, фразеологических и афористических) единиц, описывающих его в языке» [Панченко 1999: 6], образующих таким об­разом соответствующую лексико-семантическую парадигму. Согласно С.Г. Воркачеву, план содержания лингвокультурного концепта включает как минимум два ряда семантических признаков. «Во-первых, в него входят семы, общие для всех его языковых реализаций, которые «скрепляют» лексико­семантическую парадигму и образуют его понятийную либо прототипическую основу. Во-вторых, туда входят семантические признаки, общие хотя бы для части его реализаций, которые отмечены лингвокультурной этносемантической спецификой и связаны с ментальностью носителей языка либо с менталитетом национальной языковой личности» [Воркачев 36-37].
Из сказанного следует, что для анализа языковой реализации того или иного лингвокультурного концепта, его этноспецифических характеристик не­обходимо использовать комплексную методику анализа, позволяющую не только выявить общую, понятийную сторону содержания концепта, но и ука­зать на национально-специфические особенности осмысления изучаемого кон­цепта тем или иным< народом. Подобной методикой может послужить методика контрастивного описания языковых единиц, описывающих тот или иной кон­цепт в языке. Суть контрастивного анализа лексики заключается в сопостави­тельном изучении межъязыковых соответствий слов, описывающих концепт. Методика включает в себя несколько этапов, среди которых выбор слов соот­ветствующей тематики и их определений методом сплошной выборки из тол­ковых словарей изучаемых языков, установление переводных соответствий по двуязычным словарям и сравнение толкований полученных лексем для выявле­ния национально-специфических компонентов значения (более подробное опи­сание методики контрастивного анализа лексики см. далее). Целесообразность использования контрастивного исследования, по мнению В.Н. Телии, заключа­ется в том, что оно преследует цель выявить этническую или национально­культурную специфику единиц того или иного языка, извлекаемую на фоне «наивной картины мира», «в сотворении которой он участвует» [Телия 1999: 15]. Достоверность результатов, полученных в ходе контрастивного описания
лексики, с точки зрения А.Т. Хроленко, обусловлена тем, что словарная статья об- ладает четкой и единообразной структурой, что обеспечивает корректное сопостав­ление лексем (и стоящих за ними концептов) методом наложения. Кроме того, А.Т. Хроленко считает, что эта методика дает надежный материал для теоретиче­ских размышлений об инвариантном и специфическом в слове. Сопоставление, по мнению исследователя, возможно на уровне отдельных лексем, а также на уровне совокупностей слов, будь то лексико-семантическая группа, лексико- грамматическая группа (часть речи) или целые лексиконы, благодаря чему подоб­ное сопоставление становится операционной процедурой с высокой степенью на­дежности и доказательности [Хроленко 2005: 167].
В данной работе контрастивное описание слов, вербализующих концепт ге­роизм в русской и английской лингвокультурах, производится по методике, опи­санной И.А. Стерниным в книге «Контрастивная лингвистика» (Воронеж 2004). Основные постулаты контрастивной лингвистики, описанные в данной книге, сле­дующие:

1. 
   изучаются не любые языки и не в любом количестве, а только два языка — родной и изучаемый;
   
2. 
   изучение проводится в направлении от единицы родного языка к ее возмож­ным соответствиям в другом языке;
   
3. 
   целью контрастивного исследования является выявление различий в семан­тике и функциях единицы одного языка в сравнении с ее возможными соответст­виями в другом языке. Главное при этом - выявление различий, сходства выявля­ются «автоматически» [Стернин 2004: 17-18].
   

Во время контрастивного описания лексики исследователь использует опре­деленный понятийный аппарат, в который входят основные понятия контрастивной лингвистики, смысл которых необходимо раскрыть, т.к. они будут использованы в процессе контрастивного описания русской и английской героической лексики:
• межъязыковые соответствия — «это единицы разных языков, имеющие сходст­во в семном составе, которые могут быть поставлены друг другу в соответствие не­зависимо от того, часто ли они используются для взаимного перевода или могут быть использованы для перевода лишь теоретически, в некоторых специальных контекстах» [Стернин 2004: 25];

•