Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)

 
El desierto de los tártaros
 
Евгения встретила Ниро Тьюлипа в Венеции, в холле роскошного отеля “Даниэли”. Он
был биржевым трейдером и проводил жизнь в мотаниях между Лондоном и Нью-Йорком.
В тот раз лондонские биржевики прилетели в Венецию – в пятницу, в полдень, в мертвый
сезон – только для того, чтобы пообщаться с другими (лондонскими) биржевиками.
Непринужденно беседуя с Ниро, Евгения заметила, что ее муж время от времени
напряженно посматривает на них из-за барной стойки, тщетно пытаясь сосредоточиться на
разглагольствованиях своего старого приятеля. Евгения подумала, что была бы не прочь
почаще встречаться с Ниро.
Они снова увиделись в Нью-Йорке, сначала тайно. Муж Евгении, профессор филосо-
фии, отнюдь не страдал от нехватки свободного времени; он стал проявлять повышенный
интерес к тому, что делает супруга, и контролировать каждый ее шаг. Она все больше лгала,
а он все усиливал контроль. Тогда она бросила мужа, позвонила своему адвокату, который
к тому времени уже был подготовлен к подобному повороту событий, и стала встречаться
с Ниро в открытую.
Ниро тогда с трудом передвигался после крушения вертолета – везение в денежных
делах вскружило ему голову, и он стал без меры рисковать своей жизнью. При этом в финан-
совых вопросах он по-прежнему проявлял почти маниакальную сверхосторожность. Он
несколько месяцев провалялся в лондонской больнице, едва способный читать и писать, с
трудом заставляя себя не смотреть с утра до ночи телик, перебрасываясь шуточками с мед-
сестрами и ожидая, пока срастутся кости. Он мог бы нарисовать по памяти потолок и четыр-
надцать трещин на нем или облезлое белое здание напротив и все его шестьдесят три окна,
нуждающиеся в услугах мойщика.
Ниро хвастался, что, когда выпьет, свободно болтает по-итальянски, поэтому Евгения
принесла ему почитать “II deserto”. Романов Ниро не читал, придерживаясь мнения, что “их
интереснее писать, чем читать”. Поэтому он положил книгу у изголовья кровати и почти
позабыл о ней.
Ниро и Евгения были словно день и ночь – во всем противоположны друг другу. Евге-
ния сочиняла по ночам и ложилась под утро. Ниро, как все трейдеры, вставал чуть свет даже
по выходным. Ровно час, и не более, он работал над своим “Трактатом о вероятности”. Этот
труд он писал уже десять лет; мысли о том, что надо бы побыстрее закончить его, посещали
Ниро, только если его жизни угрожала непосредственная опасность. Евгения курила; Ниро
заботился о здоровье и ежедневно проводил не менее часа в спортзале или в бассейне. Евге-
ния любила общество интеллектуалов и богемы; Ниро чувствовал себя свободнее в компа-
нии бизнесменов и брокеров из тех, что хорошо знают жизнь, но никогда не учились в кол-
ледже и говорят с ужасным бруклинским акцентом. Евгения не могла понять, как Ниро,
человек с классическим образованием и полиглот, может общаться с людьми этого сорта.
Хуже того, она испытывала воспитанное Пятой республикой отвращение к богатству, не при-
крытому внешним лоском образованности и культуры, и ей были противны эти бруклин-
ские молодчики с волосатыми толстыми пальцами и гигантскими счетами в банке. Бруклин-
ские же приятели Ниро считали, что она много о себе воображает. (Экономический подъем
повлек за собой массовую миграцию смекалистых неучей из Бруклина на Стейтен-Айленд
и в Нью-Джерси.)
Ниро тоже был далеко не чужд снобизма, но он иначе определял элиту: делил людей на
тех, кто “рубит фишку” (не важно, бруклинцы они или нет), и на всех остальных, независимо
от уровня образования и глубины внутреннего мира.

---

Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
76
Несколько месяцев спустя, расставшись (с невероятным облегчением) с Евгенией,
Ниро открыл “Пустыню” – и эта книга его поглотила. Евгения предчувствовала, что Ниро,
как и она сама, отождествит себя с Джованни Дрого, главным героем “Пустыни”. Так и слу-
чилось.
Ниро начал чемоданами скупать (плохой) английский перевод романа и раздаривать
всем, кто с ним хотя бы здоровался, включая своего нью-йоркского портье, который не то что
читать, но и говорить по-английски почти не умел. Но Ниро так увлекательно пересказывал
сюжет, что портье заинтересовался, и Ниро заказал для него перевод книги на испанский
язык – “El desierto de los tartaros”.