Бедные люди

Федор Михайлович Достоевский : Бедные люди 
60 
стала работать что-то. Она рассказывает, что она работала с полчаса и так погрузилась в 
размышление, что даже не помнит, о чем она думала, говорит только, что она позабыла об 
муже. Только вдруг она очнулась от какого-то тревожного ощущения, и гробовая тишина в 
комнате поразила ее прежде всего. Она посмотрела на кровать и видит, что муж лежит все в 
одном положении. Она подошла к нему, сдернула одеяло, смотрит — а уж он холодехонек — 
умер, маточка, умер Горшков, внезапно умер, словно его громом убило! А отчего умер — 
бог его знает. Меня это так сразило, Варенька, что я до сих пор опомниться не могу. Не 
верится что-то, чтобы так просто мог умереть человек. Этакой бедняга, горемыка этот 
Горшков! Ах, судьба-то, судьба какая! Жена в слезах, такая испуганная. Девочка куда-то в 
угол забилась. У них там суматоха такая идет; следствие медицинское будут делать… уж не 
могу вам наверно сказать. Только жалко, ох как жалко! Грустно подумать, что этак в самом 
деле ни дня, ни часа не ведаешь .. Погибаешь этак ни за что… 
Ваш 
Макар Девушкин. 
Сентября 19-го 
Милостивая государыня, 
Варвара Алексеевна! 
Спешу вас уведомить, друг мой, что Ратазяев нашел мне работу у одного сочинителя. 
Приезжал какой-то к нему, привез к нему такую толстую рукопись — слава богу, много 
работы. Только уж так неразборчиво писано, что не знаю, как и за дело приняться; требуют 
поскорее. Что-то все об таком писано, что как будто и не понимаешь… По сорок копеек с 
листа уговорились. Я к тому все это пишу вам, родная моя, что будут теперь посторонние 
деньги. Ну, а теперь прощайте, маточка. Я уж прямо и за работу. 
Ваш верный друг 
Макар Девушкин. 
Сентября 23-го 
Дорогой друг мой, 
Макар Алексеевич! 
Я вам уже третий день, мой друг, ничего не писала, а у меня было много, много забот, 
много тревоги. 
Третьего дня был у меня Быков. Я была одна, Федора куда-то ходила. Я отворила ему и 
так испугалась, когда его увидела, что не могла тронуться с места. Я чувствовала, что я 
побледнела. Он вошел по своему обыкновению с громким смехом, взял стул и сел. Я долго 
не могла опомниться, наконец села в угол за работу. Он скоро перестал смеяться. Кажется, 
мой вид поразил его. Я так похудела в последнее время; щеки и глаза мои ввалились, я была 
бледна, как платок… действительно, меня трудно узнать тому, кто знал меня год тому назад. 
Он долго и пристально смотрел на меня, наконец опять развеселился. Сказал что-то такое; я 
не помню, что отвечала ему, и он опять засмеялся. Он сидел у меня целый час; долго говорил 
со мной; кой о чем расспрашивал. Наконец, перед прощанием, он взял меня за руку и сказал 
(я вам пишу от слова и до слова): «Варвара Алексеевна! Между нами сказать, Анна 
Федоровна, ваша родственница, а моя короткая знакомая и приятельница, преподлая 
женщина». (Тут он еще назвал ее одним неприличным словом.) «Совратила она и 
двоюродную вашу сестрицу с пути, и вас погубила. С моей стороны и я в этом случае 
подлецом оказался, да ведь что, дело житейское». Тут он захохотал что есть мочи. Потом 
заметил, что он красно говорить не мастер, и что главное, что объяснить было нужно и об 
чем обязанности благородства повелевали ему не умалчивать, уж он объявил, и что в 
коротких словах приступает к остальному. Тут он объявил мне, что ищет руки моей, что 
долгом своим почитает возвратить мне честь, что он богат, что он увезет меня после свадьбы 

---