Бедные люди

Федор Михайлович Достоевский : Бедные люди 
44 
уважения ни от кого нет никакого; недостатки страшнейшие, долги; а в должности, где от 
своего брата чиновника и прежде мне не было масленицы, — теперь, маточка, и говорить 
нечего. Я скрываю, я тщательно от всех все скрываю, и сам скрываюсь, и в должность-то 
вхожу когда, так бочком-бочком, сторонюсь от всех. Ведь это вам только признаться достает 
у меня силы душевной… А ну, как не даст! Ну, нет, лучше, Варенька, и не думать об этом и 
такими мыслями заранее не убивать души своей. К тому и пишу это, чтобы предостеречь вас, 
чтобы сами вы об этом не думали и мыслию злою не мучились. Ах, боже мой, что это с 
вами-то будет тогда! Оно правда и то, что вы тогда с этой квартиры не съедете, и я буду с 
вами, — да нет, уж я и не ворочусь тогда, я просто сгину куда-нибудь, пропаду. Вот я вам 
здесь расписался, а побриться бы нужно, оно все благообразнее, а благообразие всегда умеет 
найти. Ну, дай-то господи! Помолюсь, да и в путь! 
М. Девушкин. 
Августа 5-го 
Любезнейший Макар Алексеевич! 
Уж хоть вы-то бы не отчаивались! И так горя довольно. Посылаю вам тридцать копеек 
серебром; больше никак не могу. Купите себе там, что вам более нужно, чтобы хоть до 
завтра прожить как-нибудь. У нас у самих почти ничего не осталось, а завтра уж и не знаю, 
что будет. Грустно, Макар Алексеевич! Впрочем, не грустите; не удалось, так что ж делать! 
Федора говорит, что еще не беда, что можно до времени и на этой квартире остаться, что 
если бы и переехали, так все бы немного выгадали, и что если захотят, так везде нас найдут. 
Да только все как-то нехорошо здесь оставаться теперь. Если бы не грустно было, я бы вам 
кое-что написала. 
Какой у вас странный характер, Макар Алексеевич! Вы уж слишком сильно все 
принимаете к сердцу; от этого вы всегда будете несчастнейшим человеком. Я внимательно 
читаю все ваши письма и вижу, что в каждом письме вы обо мне так мучаетесь и заботитесь, 
как никогда о себе не заботились. Все, конечно, скажут, что у вас доброе сердце, но я скажу, 
что оно уж слишком доброе. Я вам даю дружеский совет, Макар Алексеевич. Я вам 
благодарна, очень благодарна за все, что вы для меня сделали, я все это очень чувствую; так 
судите же, каково мне видеть, что вы и теперь, после всех ваших бедствий, которых я была 
невольною причиною, — что и теперь живете только тем, что я живу: моими радостями, 
моими горестями, моим сердцем! Если принимать все чужое так к сердцу и если так сильно 
всему сочувствовать, то, право, есть отчего быть несчастнейшим человеком. Сегодня, когда 
вы вошли ко мне после должности, я испугалась, глядя на вас. Вы были такой бледный, 
перепуганный, отчаянный: на вас лица не было, — и все оттого, что вы боялись мне 
рассказать о своей неудаче, боялись меня огорчить, меня испугать, а как увидели, что я чуть 
не засмеялась, то у вас почти все отлегло от сердца. Макар Алексеевич! вы не печальтесь, не 
отчаивайтесь, будьте благоразумнее, — прошу вас, умоляю вас об этом. Ну, вот вы увидите, 
что все будет хорошо, все переменится к лучшему; а то вам тяжело будет жить, вечно тоскуя 
и болея чужим горем. Прощайте, мой друг; умоляю вас, не беспокойтесь слишком обо мне. 
В. Д.