Ббк 84(8Авс)-44 Робертс Г. Д

ятра
42
, на
?
– Но я же не думал, что она захочет носить его, выходя из дому, – вяло возразил он под
общий хохот и сам рассмеялся громче всех.
Викрам Патель не выделялся из общей массы ни своим ростом, ни сложением, но во всем
остальном был далеко незаурядным человеком. Его густые вьющиеся черные волосы обрам-
ляли красивое и умное лицо. Живые и яркие светло-карие глаза над орлиным носом и безуко-
ризненно подстриженными усами 
а-ля
Сапата
43
смотрели твердо и уверенно. Все детали его
ковбойского костюма – сапоги, штаны, рубашка и кожаный жилет – были черными. За его спи-
ной на кожаном ремешке, обвязанном вокруг горла, свисала плоская черная испанская шляпа-
фламенко. Галстук-шнурок с орнаментальным зажимом, пояс из долларовых монет и лента на
шляпе сверкали серебром. Он выглядел точь-в-точь как герой итальянского вестерна – откуда
он и перенял свой стиль. Викрам был одержим фильмами Серджо Леоне
44
«Однажды на Диком
Западе» и «Хороший, плохой, злой». После того как я познакомился с ним ближе и видел,
как он сумел завоевать сердце любимой женщины, после того как он плечом к плечу со мной
дрался с бандитами, охотившимися на меня, я убедился, что он и сам не уступает ни одному
из обожаемых им экранных героев.
А в ту первую встречу в «Леопольде» меня поразило, насколько полно им владеет его ков-
бойский идеал и с какой непринужденностью Викрам следует ему в своем стиле. «У Викрама
что на уме, то и в костюме», – сказала однажды Карла. Это была дружеская шутка, и все так
ее и восприняли, но к ней примешивалась и капелька презрения. Я не рассмеялся шутке вме-
сте с остальными. Меня привлекают люди, умеющие, как Викрам, продемонстрировать свою
страсть с блеском, их откровенность находит отклик в моем сердце.
– Нет, в самом деле, – продолжал гнуть свое Викрам. – В Копенгагене есть заведение,
которое называется «телефонный клуб». Там стоят столики, как в кафе, 
йаар
, и у каждого свой
номер, написанный светящимися цифрами. Если ты видишь, например, за двенадцатым столи-
ком какую-нибудь привлекательную девчонку, первый класс, то можешь набрать по телефону
номер двенадцать и поговорить с ней. Охрененная штука, блин. Человек снимает трубку и не
знает, с кем разговаривает. Иногда проходит целый час, а ты никак не можешь угадать, кто тебе
звонит, потому что все говорят одновременно. И наконец ты называешь номер своего столика.
Я завел там отличное знакомство, можете мне поверить. Но если устроить такой клуб здесь,
то разговор не продлится и пяти минут. Наши парни не сумеют поддержать его. Они слиш-
ком неотесанные, 
йаар
. Начнут сквернословить, молоть всякий похабный вздор, все равно что
хвастливые пацаны. Это все, что я могу сказать. В Копенгагене люди намного флегматичнее,
а нам, в Индии, еще долго надо стараться, чтобы достигнуть такой флегматичности.
41
Здесь: болтун, пустобрех 
(хинди)
.
42
Ятра
– концерт, фестиваль 
(хинди)
.
43
Эмилиано Сапата
(1879–1919) – деятель мексиканской революции 1910–1917 гг. Носил пышные развесистые усы.
44
Серджо Леоне
(1929–1989) – итальянский кинорежиссер, мастер «спагетти-вестерна».

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
67
– Я думаю, что здесь все-таки становится лучше, – выразила свое мнение Улла. – У меня
есть такое чувство, что у Индии хорошее будущее. Я уверена, что будет хорошо – ну, лучше,
чем сейчас, и очень многие будут счастливее.
Все как один уставились на нее, не находя слов. Казалось невероятным, что эти мысли
высказывает молодая женщина, зарабатывающая тем, что развлекает в постели индийцев, у
которых достаточно денег, чтобы заплатить за развлечение. Ее использовали как вещь, над ней
издевались, и никто не удивился бы, услышав от нее что-нибудь циничное. Оптимизм – собрат
любви и абсолютно подобен ей в трех отношениях: он также не знает никаких преград, также
лишен чувства юмора и также застигает тебя врасплох.
– Дорогая моя глупенькая Улла, – скривил губы Дидье, – на самом деле ничего не меня-
ется. Если бы ты поработала официанткой или уборщицей, твое доброжелательное отношение
к человечеству быстро испарилось бы и сменилось презрением. Два самых верных способа
выработать у себя здоровое отвращение к людям и неверие в их светлое будущее – подавать
им еду и убирать после них, причем за ничтожные деньги. Я испробовал оба этих занятия в
то жуткое время, когда был вынужден зарабатывать на жизнь собственным трудом. Это было
кошмарно. До сих пор пробирает дрожь, как вспомню. Вот тогда-то я и понял, что ничто, по
сути, не меняется. И, говоря по правде, я рад этому. Если бы мир стал лучше – или хуже, –
я не смог бы делать столько денег.
– Чушь собачья, – заявила Летти. – Все может стать лучше или хуже, гораздо хуже.
Спроси тех, кто живет в трущобах. Им-то прекрасно известно, как плохо все может обернуться.
Не правда ли, Карла?
Все обратились к Карле. Она помолчала, крутя чашку на блюдце своим длинным указа-
тельным пальцем.
– Я думаю, что мы все, каждый из нас, должен заработать свое будущее, – произнесла
она медленно. – Точно так же, как и все остальные важные для нас вещи. Если мы сами не
заработаем свое будущее, его у нас и не будет. Если мы не трудимся ради него, то мы его не
заслуживаем и обречены вечно жить в настоящем. Или, что еще хуже, в прошлом. И возможно,
любовь – это один из способов заработать себе будущее.
– А я согласен с Дидье, – сказал Маурицио, запивая еду холодной водой. – Пусть лучше
ничего не меняется, меня устраивает то, что есть.
– А ты? – повернулась Карла ко мне.
– Что – я? – улыбнулся я.
– Если бы ты знал с самого начала, что будешь какое-то время по-настоящему счастлив,
но затем счастье изменит тебе и это принесет тебе много боли, выбрал бы ты это кратковре-
менное счастье или предпочел бы жить спокойно, не ведая ни счастья, ни печали?
Ее вопрос выбил меня из колеи, и я почувствовал себя неловко под выжидательными
взглядами всей компании. У меня было ощущение, что этот вопрос – своего рода испытание;
возможно, она уже задавала его остальным, они на него в свое время ответили и теперь ждут,
что скажу я. Не знаю, что она хотела услышать от меня, но только сама моя жизнь была ответом.
Я сделал свой выбор, когда перелез через тюремную стену.
– Я выбрал бы счастье, – сказал я и был награжден легкой улыбкой Карлы – то ли одоб-
рительной, то ли удивленной. А может быть, в ней было и то и другое.
– А я бы не выбрала, – возразила Улла, нахмурившись. – Ненавижу боль и несчастье, про-
сто не выношу. Я предпочла бы не получить ничего, нежели хотя бы капельку печали. Навер-
ное, поэтому я так люблю спать, 
на
? Когда спишь, то не можешь быть по-настоящему печаль-
ным. Во сне можно испытывать счастье и страх или сердиться, но почувствовать печаль можно
только после того, как совсем проснулся.

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
68
– Я согласен с Уллой, – сказал Викрам. – В мире и так, блин, слишком много всякой
печали и горя, 
йаар
. Потому-то все и ходят как неживые. По крайней мере, я чувствую себя
неживым из-за этого, это точно.
– А я… пожалуй… соглашусь с тобой, Лин, – протянула Кавита, но трудно было ска-
зать, действительно ли она разделяет мое мнение, или же в ней просто говорит инстинктивное
желание противоречить Викраму. – Если у тебя есть шанс быть по-настоящему счастливым,
то надо хвататься за него, чего бы это ни стоило.
Дидье поерзал, недовольный тем оборотом, какой приняла наша беседа.
– Вы все слишком умничаете, – буркнул он.
– Я не умничаю, – тут же уязвленно возразил Викрам.
Дидье приподнял одну бровь:
– Я хочу сказать, что вы чересчур все усложняете. Жизнь на самом деле очень проста.
Сначала мы боимся всего вокруг – животных, погоды, деревьев, ночного неба, – всего, кроме
других людей. А потом, наоборот, мы боимся других и почти ничего больше. Мы никогда не
знаем, почему люди поступают так, а не иначе. Никто не говорит правды. Никто не чувствует
себя счастливым, не чувствует себя в безопасности. Все в мире так извращено, что нам остается
только одно – выжить. Это худшее, что мы можем сделать, но мы должны выжить. Именно
поэтому мы цепляемся за всякие небылицы вроде того, что у нас есть душа, а на небесах сидит
бог, который о ней заботится. Вот так-то.
Он откинулся на стуле и обеими руками подкрутил концы своих дартаньяновских усиков.
– Не уверен, что до конца понял все, что он тут наговорил, – проворчал Викрам, – но
почему-то одновременно хочу с ним согласиться и чувствую себя оскорбленным.
Маурицио поднялся, собираясь уходить. Он положил руку Карле на плечо и одарил всех
чарующей приветливой улыбкой. Я вынужден был признать, что улыбка неотразима, и в то же
время ненавидел его за это.
– Не тушуйся, Викрам, – дружески обратился он к индийцу. – Просто Дидье может гово-
рить только на одну тему – о себе самом.
– Но тут он бессилен: тема слишком интересная, – тут же вставила Карла.
–