Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

иметь свои идеи.
Кулинария журнала «Элль» тоже на 
свой лад — с идеями. Просто здесь творческая изо-
бретательность заключена в рамки феерической дейст-
вительности и распространяется лишь на 
гарнир,
так 
как изысканность журнала не позволяет ему касаться 
реальных проблем питания (а реальная проблема не в 
том, как нашпиговать куропатку вишнями, а в том, как 
раздобыть самое куропатку, то есть денег на нее).
Действительно, в основе подобной орнаментальной 
кулинарии лежит сугубо мифическая экономика. Это 
откровенная кухня-мечта, что и подтверждается жур-
нальными фотографиями, где блюдо обязательно 
снято сверху, как предмет и близкий и недоступный, 
который фактически можно потребить разве что 
вприглядку. Это в полном смысле слова казовые блю-
да, всецело магические по природе, особенно если 
вспомнить, что среди читателей журнала много людей 
с невысокими доходами. Собственно, одно и объясня-
ется другим: именно потому, что «Элль» адресуется к 
действительно массовой публике, этот журнал и ста-
рается не проповедовать экономную кухню. Возьмем 
для сравнения «Экспресс»: его исключительно буржу-
азный читатель имеет достаточно высокую покупа-
тельную способность, чтобы ни в чем себе не отказы-
вать, и его кулинария — не магическая, а реальная; 
если на страницах «Элль» публикуются рецепты ку-
ропатки-фантазии, то в «Экспрессе» — рецепт ницц-
кого салата. Публике «Элль» приходится кормиться 
198
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
23 / 30

---

одними баснями, тогда как публике «Экспресса» мож-
но предложить и реальные блюда, не сомневаясь, что 
она будет в состоянии их приготовить.
КРУИЗ НА «БАТОРИИ»
Поскольку теперь для буржуазии устраивают ту-
ристические поездки в Советскую Россию*
1
, француз-
ская большая пресса принялась вырабатывать особые 
мифы, помогающие как-то переварить коммунистиче-
скую действительность. Журналисты из «Фигаро» 
гг. Сеннеп и Макень*
2
, совершившие круиз на борту 
судна «Баторий», испытывают на страницах своей га-
зеты одно из этих новейших алиби — невозможно, мол, 
за несколько дней составить суждение о такой стране, 
как Россия. Долой скороспелые заключения, со всей 
серьезностью утверждает г. Макень, нещадно высмеи-
вая своих спутников и их страсть к обобщениям.
Пикантное, однако, зрелище: газета, годами испо-
ведовавшая антисоветизм и опиравшаяся при этом на 
сплетни куда более неправдоподобные, чем впечатле-
ния даже от самого краткого пребывания в СССР, — 
вдруг переживает теперь приступ агностицизма и 
благородно кутается в одежды научной объективно-
сти; и это именно тогда, когда ее корреспонденты 
наконец получили возможность посмотреть вблизи на 
то, о чем они писали издалека столь охотно и столь 
безапелляционно. А дело просто-напросто в том, что 
журналист в интересах дела разделяет две разные свои 
функции, как мэтр Жак*
3
не смешивал разные свои 
одеяния. С кем вы хотите говорить? с профессио-
нальным журналистом г. Макенем, который сообщает 
факты и высказывает суждения, то есть который 
зна‑
ет,
или же с наивным туристом г. Макенем, который 
по чистой добросовестности не желает делать никаких 
выводов из увиденного? Образ 
туриста 
— замечатель-
ное алиби: благодаря ему журналист может смот-
реть — и не понимать, путешествовать — и не обращать 
внимания на политические реалии; турист по природе 
своей относится к недо-человечеству, которое лишено 
199
I
. 
М
ифологии 
24 / 30

---

способности суждения, а если пытается о чем-то су-
дить, высовываясь выше, чем ему положено, то лишь 
попадает впросак. Вот г. Макень и издевается над 
своими попутчиками, имеющими дурацкую претензию 
сопоставлять увиденное на улице с какими-то цифра-
ми и общими сведениями, пытаясь как-то вникнуть в 
жизнь незнакомой страны: все это крамольные попол-
зновения против туризма, то есть против обскуран-
тизма, и в «Фигаро» такого не прощают.
Итак, общее понятие об СССР как объекте посто-
янной критики сменяется новейшей модой уличных 
впечатлений, которые-де одни лишь и доступны турис-
ту. Улица неожиданно оказывается нейтральной тер-
риторией, где можно делать заметки, не претендуя на 
выводы. Но мы-то уже догадываемся, что это за за-
метки. Действительно, добросовестная осмотритель-
ность отнюдь не мешает г. Макеню-туристу все время 
отмечать в непосредственно наблюдаемой им реаль-
ности разные неприятные черты, напоминающие о 
глубоком варварстве Советской России: русские па-
ровозы вместо свистка издают какое-то протяжное 
мычание, платформы на станциях деревянные, гости-
ницы неопрятные, в вагонах встречаются надписи на 
китайском языке (тема желтой опасности); и нако-
нец — факт, свидетельствующий о совершенной от-
сталости, — в России нет ни одного бистро, а выпить 
дают только грушевого сока!
Главное же, мифология улицы позволяет разра-
батывать излюбленный мотив всех политических 
мистификаций буржуазии — мотив разлада между 
народом и режимом. Да и то, если в русском народе 
еще есть нечто хорошее, то это лишь как бы отблеск 
французских свобод. При встрече с парижскими гос-
тями расплакалась какая-то старушка, портовый ра-
бочий («Фигаро» не чурается социальных тем) пре-
поднес им цветы, и во всем этом выражается не 
столько гостеприимство, сколько политическая нос-
тальгия: путешествующие французские буржуа сим-
волизируют собой французскую свободу, француз-
ское счастье.
200
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
25 / 30

---

Итак, в русском народе можно признать откры-
тость, приветливость и щедрость, только если он оза-
рен солнцем капиталистической цивилизации. Раз так, 
то есть все резоны показывать его безмерное радушие: 
ведь оно знаменует собой несовершенство советского 
режима и идеальное блаженство Запада; «неописуе-
мой» признательностью девушки-экскурсовода из 
Интуриста к врачу из Пасси, подарившему ей нейло-
новые чулки, фактически обозначается экономическая 
отсталость коммунистического режима и завидное 
процветание западной демократии. Здесь, как и в дру-
гих случаях (я уже отмечал это в связи с «Синим ги-
дом»), уловка состоит в том, что роскошь привилеги-
рованных классов и уровень жизни простого народа 
толкуются как сравнимые величины; непревзойденный 
«шик» парижских туалетов записывается на счет всей 
Франции в целом, как будто бы 
все
француженки оде-
ваются у Диора или Балансьяги; и нам показывают, как 
советские молодые женщины с ума сходят от париж-
ской моды, — точь-в-точь первобытное племя, разгля-
дывающее какую-нибудь столовую вилку или фоно-
граф. Вообще, вся поездка в СССР служит главным 
образом для того, чтобы составить, с точки зрения 
буржуазии, список высших достижений западной 
цивилизации; таковыми оказываются парижские пла-
тья, локомотивы, которые свистят, а не мычат, бистро, 
где подают не только грушевый сок, а главное — до-
стояние сугубо французское — Париж, то есть некая 
смесь высокой моды и «Фоли-бержер»; судя по всему, 
именно об этом недостижимом сокровище грезят рус-
ские при виде туристов с «Батория».
Что же касается режима, то по контрасту его можно 
и дальше показывать в карикатурном облике государ-
ственного гнета, который всему навязывает свое меха-
ническое единообразие. Стоит проводнику спального 
вагона стребовать у г. Макеня назад чайную ложку, как 
тот (ни на йоту не отступая от своего замечательного 
политического агностицизма) заключает о существова-
нии грандиозной бюрократии, в своем бумаготворчест-
ве озабоченной лишь тем, чтобы инвентарный список 
201
I
. 
М
ифологии 
26 / 30

---

чайных ложек сходился с наличностью. Вот вам и новая 
пища для нашего национального тщеславия — ведь 
французы так гордятся своей анархичностью. Неупо-
рядоченность нравов и поверхностных обычаев служит 
превосходным алиби для социального порядка; индиви-
дуализм — особый буржуазный миф, с помощью кото-
рого тираническому строю классового господства 
прививается безвредная доза свободы; в лице туристов 
с «Батория» изумленным русским было явлено велико-
лепное зрелище свободных людей, которые болтают в 
музее во время экскурсии и дурачатся в метро.
Разумеется, такой «индивидуализм» — лишь экс-
портный предмет роскоши. В самой Франции, в случае 
несравненно более важном, он получает иное имя, по 
крайней мере на страницах «Фигаро». Когда как-то в 
воскресенье четыреста призывников военно-воздуш-
ных сил отказались ехать воевать в Северную Афри-
ку*
4
, в «Фигаро» уже не было речи о симпатичном духе 
анархии и похвального индивидуализма; тут дело шло 
уже не о музеях и метро, а о больших колониальных 
капиталах, и такого рода «безобразие» сразу превра-
тилось из проявления славных галльских традиций в 
искусственное дело рук «подстрекателей»; из велико-
лепного оно стало