А к а д е м и я н а у к с с с р и н с т и т у т в о с т о к о в е д е н и я

3 То же самое сказано уже во введении, на стр. 7 («Многовековые политические,
экономические и культурные связи России со многими государствами Востока, про­
грессивные взгляды и сочувственное отношение к судьбам восточных народов пере­
довых людей России, особенно революционных демократов, предопределили преобла­
дание прогрессивно-демократических тенденций в старом русском востоковедении...»).
4 Ни одного примера, относящегося к восточному факультету, при этом не приво­
дится.
5 Здесь и далее разрядка в цитатах везде моя.

---

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ Б. В. ЛУНИНА
2 6 3
б о л ь ш и н с т в а своих западноевропейских коллег». На стр. 49 го­
ворится, что благодаря своему уважительному отношению к народам 
Востока «петербургская школа востоковедения... стояла на голову выше 
м н о г и х представителей западного востоковедения». В заключении, 
на стр. 308, говорится: « Л у ч ш и е п р е д с т а в и т е л и [! ср. выше] 
буржуазно-либерального направления в русском востоковедении... стоя­
ли значительно выше м н о г и х и м н о г и х современных им зарубеж­
ных востоковедов». Вряд ли есть необходимость опровергать подобного 
рода высказывания, несостоятельность которых очевидна даже с точки 
зрения элементарной логики (не говоря уже об их фактической без­
доказательности) 6. К сожалению, Б. В. Лунин не только уделил много 
места этим научно-патриотическим упражнениям, но и придает им, ви­
димо, большое значение, поскольку именно этому вопросу в основном 
посвящено его заключение (стр. 300—308).
Мало что дает и «краткое освещение конкретных социально-эконо­
мических условий». Б. В. Лунин первую треть общего раздела (стр. 28— 
38) посвящает «исторической канве событий в Средней Азии после 
ее присоединения к России», так как только «с учетом и на фоне» «об­
щей картины жизни» Средней Азии следует рассматривать историю ее 
изучения ( стр. 43). Очевидно, «фон» вообще не имеет причинной связи 
с событиями, происходящими на этом фоне; поэтому приходится счи­
тать, что либо автор понапрасну уделил столько места тому, что он 
называет «фоном», либо это просто неудачное выражение (оно встре­
чается в аналогичной связи и на стр. 95). Во всяком случае этот «фон», 
как и следовало ожидать, остается существовать сам по себе, и читатель 
не испытывает необходимости связывать с ним излагаемую далее исто­
рию собирания и изучения восточных рукописей.
Попытку связать историю науки с фактами социально-экономической 
истории можно видеть в принятой Б. В. Луниным периодизации. Он 
говорит о востоковедении предреформенного периода (стр. 95—96), о 
востоковедении «времени домонополистической и 
монополистической 
стадий развития русского капитализма» (стр. 58—59). При этом он 
сам отмечает, что, ввиду неразработанности вопроса, «общие положения 
[касающиеся периодизации истории востоковедения] не связаны или 
слабо связаны пока с реальным ходом процесса накопления востоко­
ведческих знаний» (стр. 58). Иными словами, это означает, что эти поло­
жения не выведены из исследования фактического материала, а при­
няты автором в качестве априорных. Автор здесь просто 
заимствует 
распространенную в нашей историографической литературе периоди­
зацию7, не заботясь о том, насколько она обоснована вообще и при­
мени гельна к востоковедению в частности.
Наконец, «выяснение общественного облика» ученых также ока­
зывается весьма слабо связанным с выяснением их «научного облика». 
В лучшем случае оно приводит к выводу, что консервативные поли­
тические взгляды могут уживаться с прогрессивными научными тен­
денциями или не отражаются на научной деятельности. Так, на стр. 91 
сообщается, что В. В. Григорьев «отнюдь не был носителем прогрессив­
ных политических взглядов, но вместе с тем [!]... был одним из выдаю­
щихся русских востоковедов XIX века». Рассуждая подобным образом,