|
258.Эстетические теория Писарева.
Эстетика. Третьей стороной "реализма" Писарева являются его эстетические воззрения - наиболее спорная и чаще всего критикуемая за нигилистические перехлесты сфера его деятельности. Даже близкий по духу М. А. Антонович осуждал критика за отрицание эстетики, и полемика между "Русским словом" и "Современником", получившая название "раскола в нигилистах", велась главным образом вокруг эстетической проблематики.
Так называемый "антиэстетизм", безусловно, наложил отпечаток на взгляды Писарева на искусство, однако это не огульное и беспорядочное отрицание искусства ради самого отрицания. "Антиэстетизм" - своеобразная эстетическая и "реалистическая" позиция, понимание которой возможно лишь в контексте условий 60-х гг. "Реализм" охватывает как собственно философскую, так и эстетическую концепции Писарева. Чрезмерно расширительно толкуя слово "эстетика", критик часто относил к "эстетикам" всех противников реалистического миропонимания, всех сторонников философского идеализма и даже политического консерватизма. Основанием для критики Писарева часто служили упомянутые терминологические отступления от нормы, способствовавшие закреплению за ним репутации разрушителя всего и вся, не утверждавшего никаких положительных ценностей.
В статьях "Схоластика XIX века", "Разрушение эстетики" (1865) и др. Писарев высказал ряд нигилистических положений, которые, по сути дела, отрицали необходимость построения эстетической теории. Считая идеалистические представления о "бессознательном творчестве" и "абсолютной красоте" вымыслом, он выдвинул тезис о том, что "понятие красоты лежит в личности ценителя, а не в самом предмете". С его точки зрения, индивидуальность эстетического восприятия объясняется особенностями человеческого организма. В связи с этим "у каждого отдельного человека образуется своя собственная эстетика, и, следовательно, общая эстетика, приводящая личные вкусы к обязательному единству, становится невозможной".
259.Историко-литературная концепция Добрулюбова.
В оценке фольклора Добролюбов всецело опирался на статьи Белинского и открыто солидаризировался с ними. Он считал эту поэзию высокохудожественной, но в целом уже себя изжившей. Наиболее полно он высказался на эту тему в рецензии на очередные выпуски «Народных русских сказок», собранных и изданных А. Афанасьевым, и на «Южно-русские песни» (1858). Сборник Афанасьева превосходил другие сборники по своей полноте и точности. Но и ему не хватало «жизненного начала» в подборе сказок и комментирования их. Добролюбов и в фольклоре отыскивал «черты для характеристики» простонародья. Упрекая в упущениях этого начала современную ему фольклористику и намечая пути ее дальнейшего развития, Добролюбов исходил из мысли: народ ведь что-то думает о том, что сам, рассказывает в сказках; мечта о тридевятом царстве, золотом зеке пронизывает народную поэзию. Так сказать, «народность» сполна участвует в создании фольклора, этой своей, кровной поэзии. Голос ее должен быть услышан. Но эстетического анализа произведений фольклора Добролюбов не делал.
К прошлому русской литературы Добролюбов возвращался неохотно, чаще с критикой, и в этой части его историко-литературной концепции, наряду с великими мыслями, имеется наибольшее число ошибочных положений.
В древней русской литературе Добролюбов ничего не искал. Знал он ее, пожалуй, лучше Белинского. Недаром он занимался у И. Срезневского. Свои знания прошлого Добролюбов продемонстрировал в статье о журнале «Собеседник русского слова» с едкой критикой истории России, написанной Екатериной II. Но вслед за Белинским он расширил тезис о «прививном» характере нашей литературы, отодвигая границу её начала еще дальше эпохи Петра I, полагая, что вообще вся письменность была привита Руси с прилитием христианства при князе Владимире. Добролюбов мало ценил творчество Карамзина, назвав «Письма русского путешественника» «легкой, игривой болтовней», и иронически отзывался о патриотических стихах Жуковского («Певец во стане русских воинов»).
Особенно несправедлив Добролюбов был к Пушкину. Перед нами последняя его статья «Забитые люди» (1861). Здесь критик писал: «у Пушкина проявляется кое-где уважение к человеческой природе», но он был «мало серьезен», «слишком гармоничен», избегал «аномалии жизни».
Лермонтов не заслуживал упрека в недостатке энергии и твердости. Но Добролюбов и Лермонтова считал пройденной ступенью. Пока идеалом, художника, приносящего реальную общественную пользу, по мнению Добролюбова, оставался Гоголь.
Только Гоголь, да и то не вдруг внес в нашу литературу «гуманистический элемент»; чем дальше, чем сильнее «выказывалась» эта сторона у Гоголя.
В статье «Литературные мелочи прошлого года» (1859) Добролюбов, имея в виду гоголевский вклад в литературу, пытался наметить и хронологические границы периодов литературы как подступы к этому вкладу.
Do'stlaringiz bilan baham: |
